— Как, разве Вы в разных группировках?
— Да какие тут группировки... когда одна банда придурков поставила себе целью поиметь всех. Заявить им, что ты из другой группировки —это всё равно что подойти к очереди в газовую камеру и спрашивать, кто последний. Скажу по-другому: идти от меня к Семенчуку, а точнее, к его заму по безопасности Афоне Цыкину — то же, что вступать в родную сталинскую партию с рекомендацией товарища Троцкого. Дело в том, что я одно время даже был заместителем Семенчука по инвестициям... — Сан Саныч отточенным движением опрокинул полстопки водки и закусил заморской лапшой. — Да только какой там бизнес. Одна сплошная безопасность. Поэтому всё теперь в руках у Афони, а я вот не у дел — и благодарю судьбу, что пока ещё жив.
Официант принес заказ: тираси-дзуси оказались ракушками, приправленными рисом с измельченными креветками, кусочками омлета и зеленым горошком. Все было красиво разложено на глиняных тарелочках, но когда Сан Саныч объяснил им, как это едят, Ирина убедилась, что рис японцы просто портят. В поедании устриц она уже практиковалась в Англии, но полюбить это блюдо так и не смогла. Поэтому она с завистью смотрела на Виталия, который поедал филиппинские ракушки так, словно это были сибирские пельмени.
— Очень жаль. Но расскажите хотя бы, что это за контора, чем кормятся, чем живы...
— Такие долго живы не бывают. Я с "северо-западными" уже давно дел не имею. Конечно, готовность жизнь на карту поставить — дело святое, но кроме того и другие понятия всегда были. Надо уметь другого человека понять, у всякой козявки есть свой предел. А этим безразлично, есть перед ними кто или нет никого. Они нарушают основной закон биологического равновесия: "Живи и давай жить другим". Прямо я им этого, конечно, не говорил. Был рад, что удалось разрулить с ними вот так. Афоня, конечно, большой души человек, мог бы и убить. А Семенчук — вообще патологический субъект. Какие там инвестиции, сплошной рэкет. Какое отмывание денег? Гребут все под себя...
— Сан Саныч, но ведь и среди Монтекки и Капулетти были исключения. Может, подыщете человечка — поводыря слепенькому?
— Может, и найду. Поводырем у Вас будет человечек по фамилии Баум. Я Вам дам его телефон. Звонить ему можно после десяти вечера, раньше не имеет смысла.
— Вот спасибо. А как этого Баума по имени-отчеству?
— Зовите Федором Федоровичем. Вообще-то по имени он Теодор, но Вы его так не зовите. До того стесняется, что заболеть может.
— И кем он там?
— Вроде бухгалтера у Афони. То, чем я не захотел быть.
— Однако ж с вами в хороших отношениях.