— Неженка какая, — она фыркает, поправляет волосы, тянется к флакону с туалетной водой, игнорируя протянутую мной коробочку. — Нахлебница, — зло шипит. — Когда на работу устроишься?
— Я работаю, — опускаю глаза в пол. Стыдно. — И учусь.
— Два дня в неделю — не работа, — парирует Наташка. — Копейки.
— Не успеваю я больше работать. У меня колледж. Сама знаешь, у нас в музыкалке заочного нет.
— Музыкалка… По-твоему, это нормальное образование? Кем ты устроишь, когда диплом получишь?
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Учителем музыки? В школу.
— Смешно, — заявляет Натка, но на её лице нет и тени веселья. — Бросай свою музыкалку, щи нормальную работу, а на следующий год поступай в шарагу на крановщицу.
— Нат, ну какая из меня крановщица?!
— Такая! — сестра злится ещё сильнее. — Вымахала лошадь, а всё на моей шее сидишь. С ногой что?
— Врач сказал, надо на операцию в областной центр ехать. Заново кости ломать и гипс накладывать.
— Значит, поторопись, — рычит.
— Операция не бесплатная.
— О господи! — Наташка закатывает глаза. — Короче, Ангелина Васильевна, бросай к хренам свою музыкалку и ищи нормальную работу. На операцию заработаешь, потом на крановщицу учиться пойдёшь. Я всё сказала.
Ната конкретно психует и, уходя, хлопает дверью так, что у меня в ушах остаётся гул.
Такая жизнь мне не нравится, но другой нет и не намечается.
Раньше всё было иначе. Я с мамой здесь жила, Ната с мужем в соседнем доме. А потом жизнь сломалась — мама умерла, сестра развелась. Наташка была моей опекуншей, пока мне восемнадцать не исполнилось. А позже выяснилось, что наша с мамой двухкомнатная квартира оформлена на неё. Подсуетилась Натка, намутила там что-то с документами, и теперь я у неё тут приживалка, в которую она «между прочим, силы, деньги и нервы вкладывала».
А я не приживалка!
Я зарабатываю. Пусть не миллионы, но зарабатываю и учусь, и по дому шуршу в силу возможностей. Но хочется чего-то такого… Ух чтобы! У меня нет парня, нет подруг. Ни черта у меня нет. Кроме колледжа и работы два раза в неделю.
Надо сходить в магаз, чтобы вечером не нарваться на скандал.
* * *
Продираю глаза, смотрю на часы и хренею — шесть утра, а я ничего так, бодрячком себя чувствую. Сажусь на матрасе и окидываю взглядом свои новые владения. Всё ещё хуже, чем мне пьяному ночью показалось.
Кроме матраса и люстры, обнаруживаю в комнате лакированный гроб — пианино с глубокой царапиной на крышке. Играть я не умею, а пыль вытирать не люблю… Хотя его можно использовать вместо тумбочки, шкафа и стола одновременно. Пойдёт.
Курю, не вставая, и вспоминаю, что у меня, мать её, реабилитация. Надо хоть в душ сползать. Иду. Нет, тащу себя в ванную. Из зеркала на меня смотрит заплывшая с похмелья, заросшая бородой рожа макаки.