— Сдать? — Заплывшие глазки поблескивают хитро и насмешливо.
— Давай.
Никуленко принимает карту, тяжело подсчитывает очки, просит:
— Еще… Еще одну… Хватит. Себе…
Пашка уверенно сбрасывает карты:
— Десятка, король, шестерка… Точка. Показывай.
У Никуленко только восемнадцать очков — девятка, семерка и валет. Павло сгребает деньги, разглаживает на столе и напевает разухабисто и бесстыдно:
Ды загорелся скирд соломы —
Так и пыхает огонь!
Ды захотелось девке замуж —
Так и дрыгает ногой…
— Ах, Гриша, Гриша, рубаха-парень, жалко мне тебя…
Ды, эх, искала, эх, искала
Ягоду смородину!
Ды, эх, мечтала за красавца —
Вышла за уродину…
— Да, Гриша, жалко мне тебя. Кедрин мужик себе на уме. Его на кривой не объедешь. Любимчикам дает заработать, а тебе — фигу.
— Не бреши, — насупясь, гудит Грицко. — Мастер — справедливый человек…
— Ха-ха-ха! Подсчитай, кто из вас троих больше пробурил — ты или Ибрагим и Климов? Они-то получат, а вот ты… Эх, жалко мне тебя, Гриша!
Никуленко молчит. Да, по метражу он отстал и от Альмухаметова и от Климова. И, конечно, они заработали больше, чем он…
— Послушай, Паша, а в долг ты поверишь, а? — просительно тянет он. — Под получку. Приедем в город — рассчитаемся…
Пашка пятерней чешет в кудлатом затылке.
— А не обманешь?
— Честно.
— Ну, смотри…
И снова начинается игра, и снова Грицко проигрывает, проигрывает… Он весь кипит, начиненный яростью, ненавистью к своему партнеру. Он уже догадывается, что Пашка играет нечисто, нагло передергивает карты, но не может поймать его. После очередного проигрыша Грицко швыряет карты прямо в толстощекую лоснящуюся физиономию Пашки, тяжело поднимается и громоздко нависает над столом:
— Мухлюешь, сволочь… Скулы повыворачиваю.
И вдруг спокойный, как звяк металла, голос Пашки:
— Ша, тихо! Не дрыгайся… Сядь.
Глаза у Пашки — узкие, беспощадно поблескивающие щелки, скулы обтянулись, виден оскал желтых длинных зубов, а из крепко сжатого кулака на Грицко нацелилось тонкое холодное жало ножа. Грицко сел, обхватил ладонями голову…
…Есть на левом берегу Волги поселок. Много-много лет назад в поисках лучшей доли и землицы забрела сюда группа украинцев-переселенцев. Понравились, по сердцу пришлись заволжские дали хлеборобам, миром решили: здесь наша хата! — и осели. В ту пору пришел с далекой милой Украины и прапрадед Грицко Никуленко.
Из поколения в поколение занимался род Никуленко хлебопашеством, работали в колхозе и родители Грицко. А вот он решил испытать другого счастья. Закончил курсы бурильщиков и стал буровиком. Но где бы ни приходилось бывать, куда бы ни забрасывала его кочевая жизнь разведчика, никогда не забывал Грицко своих стариков. Письма писал, деньги — большую часть заработанного — отсылал им.