В тот день отец проводил служителя церкви хмурым взглядом, и когда темная ряса отца Филиппа скрылась за дверью, устало опустился на лавку.
— Опять надо денег, — уныло проговорил он. — Царю подать — плати, земские — отдай, а тут еще батюшка…
Отец долго сидел, печально склонив голову, потом вздохнул и проговорил:
— Надо за лапти приниматься. Не велик товар, а все подмога. Эй ты, дармоед, слезай с печи, хватит книгу листать! Скоро пятница, базар.
Отец часто называл меня дармоедом — и ругая, и даже, когда хотел приласкать тоже говорил: «Дармоед ты мой…»
Я принялся за работу. Быстро — вперед-назад — тычется кочедык, одна с другой сплетаются полоски лыка.
Отец кашляет и ворчит:
— У людей и деньги, и дом, как картинка. Вот судьба: кому богатство, а кому — шиш!
— Поменьше бы ворчал, да побольше работал, — в сердцах говорит мать.
— Я от работы и так горбат.
Краем уха слышу ворчание отца, а сам думаю о книжке с цветными картинками, которую приносил вчера в школу Степка.
Там на каждой странице были нарисованы бравые солдаты в красивых мундирах и с ружьями в руках. Чудные коляски, запряженные тонконогими лошадьми, везли странно одетых господ. Вокруг росли деревья, каких я никогда не видел в нашем краю. «Вот бы мне такую книжку!» — с завистью думал я.
У меня была только одна собственная книжка: школьный учебник, который я давно прочел от корки до корки. Не было в нашем доме и никаких картинок, кроме наклеенных на стенку конфетных оберток. Конфет мы никогда не покупали, обертки доставались мне от парней, которые покупали угощение для девок.
Вдруг над моим ухом раздался сердитый окрик отца:
— Вот дармоед! Лаптя толком сплести не может!
Занятый своими мыслями, я не заметил, как лапоть у меня получился кривой, совсем, как наш сосед дядя Ефим, который еще в детстве вывихнул шею.
Я заплакал. Но отец вскоре забыл и про меня и про мой лапоть. Он ни с того ни с сего накинулся на мать, потом принялся проклинать деревенских мироедов:
— Забрали себе лучшую землю, ироды! Небось, себе не взяли глинистую горушку — мне подсунули.
— Куда ж ты глядел? — упрекнула мать.
Отец только рукой махнул:
— Где там было разглядывать! Что дают, то и бери. Такая уж наша бедняцкая доля.
В пятницу утром целая связка золотисто-желтых лаптей лежала в углу у двери. Мой кривой лапоть лежал тут же.
За окошком еле брезжил начинающийся день. Мы с отцом собирались на базар. Отец покосился на кривой лапоть и улыбнулся:
— Если продашь своего урода — купишь на эти деньги, что захочешь.
Он взвалил на плечи тяжелую связку, и мы тронулись в путь.