Я слушал Ферапонтыча, смотрел на него и чувствовал, что ненавижу его, что на него мне даже глядеть тошно.
Вскоре пришло мне письмо. Брат Иван писал о том, что пришлось пережить ему в городе. Он потерял паспорт, потом еще поспорил с хозяином, и его, как беспаспортного и к тому же бунтаря, по этапу отправили на родину. Иван немного пожил дома, получил новый паспорт и снова подался на сторону. Сейчас он в городе Нолинске служит почтальоном. Как важную новость брат сообщал, что наконец-то накопил денег и купил себе суконное пальто и юфтевые сапоги.
Прошло полгода.
Однажды ночью я проснулся от тяжкого топота и громкого разговора. Я вскочил. Посреди подвала вокруг развороченного сундучка Спиридона стояли пять жандармов. Спиридон стоял немного поодаль. Офицер с тараканьими торчащими усами держал в руке раскрытую книгу.
— И после того, как у тебя обнаружена подобная литература, — говорил офицер, — ты еще будешь отрицать, что ты не бывший матрос Николай Дождиков?
— Не знаю никакого Николая Дождикова. Я не Николай, а Спиридон.
— Об этом мы еще поговорим в Вятке, в тюрьме.
Спиридон держался спокойно, лишь лицо побледнело от волнения. У дверей стоял понятой — Ферапонтыч.
«Что за литература такая оказалась у Спиридона? — думал я. — Я брал у него Пушкина, Некрасова, очерки Помяловского, Успенского. Но книги, за чтение которых угрожает тюрьма, не видел».
Жандармский офицер закрыл книгу и махнул рукой:
— Уведите!
Спиридон, взглянув на меня, улыбнулся:
— Прощай, Кирилка! А жар-птица все равно прилетит.
От этих слов мне стало как-то легче, улыбнулся я ему на прощание.
На следующее утро Ферапонтыч, ухмыляясь, сказал:
— Ну, главного смутьяна увели. Теперь вы будете передо мной плясать на задних лапках!
Первой его жертвой стал я.
— В лавочку! — приказал Ферапонтыч и кинул мне монету. — Сдачи принесешь столько же.
У меня был свой полтинник, я на него купил для Ферапонтыча водки и уже когда возвращался, встретил на улице трех гимназистов, возвращавшихся с рыбалки — хозяйского сына и двух его приятелей. Своей мужской гимназии в Кукарке не было, и дети богатых купцов учились либо в Вятке, либо в Казани. Эти парни приехали домой на каникулы и здесь, в родной слободе, весело проводили время.
Поравнявшись со мной, они загоготали.
— Эй, дырявое брюхо, прочь с дороги!
Хозяйский сын, строя рожи, запел:
Черемисин — не русак,
Пошел под гору плясать.
Там зайки кошку дерут,
Тебе лапку дадут!
Я отошел в сторону. Тут они заметили торчащий у меня из кармана штоф.
— Гляди-ка, дырявое брюхо хочет выпить. Небось, украл водку. Давай отберем.