Окрик из коридора, заставил его скривиться. Ответив на своём языке, бросив последний хищный взгляд, он вышел из комнаты.
Вечером, она промолчала. Не потому что боялась угроз. Но потому, что все и так знали.
– Суки, гады, падлы! – орал убитый горем вдовец, разнося пустую палатку. – Есть у кого пистолет?! Дайте мне оружие и я, я… – вырвав из пня колун, он направился в сторону лагеря.
– Куда!? – его схватили. – Хочешь, чтобы и нас? А ну сядь…
Началась потасовка. На сторону смутьяна вступили ещё двое, но против, было больше тридцати человека. Скрученный, он был усажен под дерево, в ожидании рассвета, для того чтобы быть отправленным восвояси.
Тёмные тучи сомкнулись над последним просветом. Задул порывистый ветер. Раньше обычного, уведя детей в палатку, Сайлас принялся тихо собирать вещи.
– Тут больше не безопасно. Палатку придётся оставить. Но нечего. Найдём новое место. Еды у нас дня на три. Может, поймаем какого-нибудь зайца или собаку. Поблизости есть метеорологический комплекс. Может его ещё не до конца…
Поймав отца за руку, сын указала на их суму с зерном.
– Эта не наша. Ремешок не такой. – открыв её, он зачерпнул из глубины. – Пшено пополам с сорной травой. Той, ядовитой травой, которую мы пробовали прошлым летом.
– Ну нечего. – после долгой паузы. – Отсортируем. Постараемся поймать что-нибудь.
Сняв рубаху, Риса хотела была надеть под неё ещё что-нибудь, когда отец заметил синяки.
– Кто это сделал?
Достав листок с чертежами, девочка угольком намалевала уродливых человечков, изобразив, как один бьёт другого. Затем, показала и ноги, со следами от пинков. Отец замер, с трудом вымолвив лишь.
– Кто?
Тогда она нарисовала пагоны, и подобие иностранных букв на грудной нашивке.
– Ну… Ну, он же тебя не покалечил? Просто наказал?
Она неуверенно кивнула.
– Вот. Нужно его простить. Нужно… – запнувшись. – Уйдём, и забудем этот как… – он снова замер.
Резко, словно включённый на небе, по палатке забарабанил дождь. Несколько минут прошло в молчании.
– Не ходи туда. – тонкий девичий голос. – Солдаты сильны, вооружены и не прощают обид. Смерть от голода, не худшая и возможных. – она оттянула ворот рубахи, прикоснулась к телу, к бёдрам. – Я потерплю. – с издёвкой и укором, напоминая о прошлом.
Острый и суровый взгляд механических глаз, замер, как и вся прочая мимика. Расстегнув сумку, Роман достал дневник и, раскрыв на первых страницах, принялся читать, словно мантру. Снаружи донеслись звуки новой перепалки. Дрогнув, Сайлас потерянно огляделся, затем неуверенно поднявшись на ноги, вышел наружу. Шелест отдаляющихся шагов, трещащий шорох, с которым из древесины вынули мачете для рубки ветвей, металлический шелест точильного камня по стали.