В ноябре у нас выпадал первый снег. Крупные белые хлопья, словно пушинки, спешно выпрыгивали друг за другом из серого бесконечного неба, кружась в бесшумном полёте, чтобы сразу же растаять, едва успев прикоснуться к мокрой земле. Но сердитое небо не отступало, неустанно сбрасывая вниз свой бесчисленный снежный десант.
Внизу уже мороз спешил на помощь небу и сковывал землю. Мягкая грязь становилась твёрдой и уже не могла поглощать нападавших на неё «снежат». Так оставался снег лежать.
Ещё выглядывали кустики травы и караганников тонкие чёрные стебли. Тонкое ещё было первое зимнее одеяло. Местами проглядывала земля. Но уже спала она, замороженная, глубоким сном, до первых солнечных апрельских ручьёв.
Когда поздней осенью ложился нежным пухом первый снег, и коров уже не выгоняли на пастбище, и степь засыпала под снежным одеялом, и всё тоньше становился отрывной календарь, висящий на кухне у окна, наступал для взрослых суетливый, а для нас, детей, один весьма тревожный день.
«Завтра будем делать согым», – говорили мама с бабушкой. Это означало, что мужчины будут резать на мясо двухлетнего бычка или тёлочку, оставленных специально для этого.
Мне довелось лишь однажды увидеть в окно, как корову выводят во двор, обмотав её шею верёвкой, а она в судорожном страхе пытается вырваться из пут. Тогда меня сильно удивило поведение животных: они знали, что пришли за ними, испытывая дикий ужас перед смертью. Никто не пойдёт добровольно под нож…
Как, откуда им было дано знать, что осталось жить всего лишь несколько минут, секунд? В исступлении вырывалась корова из аркана. Но верёвки прочны, множество крепких человеческих рук на заклание душу ведут…
Наточены ножи. Ещё секунда – и корову повалят на землю. Не сопротивляйся. Нет шанса. Но жизнь не хочет сдаваться! Она все силы тянет на себя. Бежать. Брыкаться. Жить!..
Но вот и пронзило шею лезвие ножа. Брызжет кровь. Агония.
Вместе с кровью уходит жизнь. Остаётся лишь мёртвая туша. Её разделают на мясо. Сделают фарш, разрежут на куски. Будут есть котлеты, да мало ли ещё чего… Так было всегда. Наверное, так надо было издревле человеку, чтобы выживать. И всё же не оставляет чувство: что-то не так.
Когда-то каждый из всех присутствующих здесь сегодня мужчин сделал свой первый жест, свой самый первый взмах ножом, вонзил его в тёплую дрожащую плоть. Мне казалось, что тогда во дворе, где лежал первый снег, забрызганный каплями крови, мужчины будто скрывали сами от себя чувство то ли неловкости, то ли досады.
Как будто не по душе им был этот ритуал. А может, это я только придумала сама себе. Помню только мысль: хорошо, что я не родилась мальчиком и мне не придётся в будущем резать коров.