— И что ты так на меня пялишься? — шутливо огрызаюсь я, стаскивая пижамные шорты. — Тоже зад разглядываешь? Все вы, мужики, походу, одинаковые.
В ответ на это обвинение Тотошка без угрызений совести тыкается носом в сброшенное на пол белье и начинает его обнюхивать.
— Да ты извращенец еще похуже этого Алана, — фыркаю я, раздвигая створки душевой кабины. — Хотя может он тоже таким балуется — кто его знает. С него станется.
Повернув рычаг смесителя, я с наслаждением подставляю голову под струю теплой воды и тут же досадливо морщусь от настойчивого стука. Баба Лида.
— Ты заперлась, что ли там? Вылезай скорее давай!
— А что такое? — выкрикиваю я, застыв с лужицей шампуня в ладони.
— А ты сама как думаешь-то? В туалет я хочу.
— А подождать никак? Мне всего-то минут десять нужно.
— Я и так три дня ждала. Доживешь до моих лет — узнаешь, что какое это великое событие — сходить посра….
— Все, все! — перебиваю я, поморщившись. — Сейчас выхожу.
Лязгая зубами от холода, я заворачиваюсь в полотенце и впускаю бабу Лиду.
— И порося этот тут как тут, — ворчит она, глядя на развалившегося у стиральной машины Тотошку. — Ты опять, что ли, домой под утро припорола? Чуть не пришибла этого козла, когда он ко мне на кровать запрыгнуть пытался.
— Почему сразу под утро? В час ночи где-то.
Баба Лида с подозрением щурится.
— Парня, что ли, себе завела?
— Еще чего! — огрызаюсь я, сгребая Тотошку с пола. — Ты меня из душа вытащила, чтобы допрос устроить?
— Ладно, не ори, — отмахивается она. — Иди лучше жрать. Я там кашу сварила.
Оставив бабу Лиду наедине с ее долгожданным событием, я прямо в полотенце выхожу на кухню и скептически заглядываю в кастрюлю, стоящую на плите. Сморщившись, закрываю крышку. Не буду я есть подгоревшую овсянку. Все-таки баба Лида совсем стала старенькой. Еще пару лет назад готовила так, что ум отъешь, а сейчас то не доварит, то пересолит, то сожжет.
Кашу я выбрасываю, а вместо нее делаю бутерброд с сыром и, устроившись на табуретке рядом с окном, принимаюсь жевать. Надо чуть попозже Инге позвонить, чтобы узнать, чем ее вечер закончился. Обычно она первой звонит ни свет ни заря, набрасываясь с расспросами: где была? кого видела?
Спит еще, что ли? Время-то начало одиннадцатого уже.
Вскочив как ошпаренная, я несусь в свою комнату за телефоном. Вот я тупица! А вдруг с ней случилось что-то? Это ведь совсем на нее не похоже: не начать пытать, было ли у меня что-то с Аланом.
Вытряхнув на кровать нехитрое содержимое сумки, я хмурюсь: кошелек, ключи, гигиеническая помада, пара мятных карамелек, магазинный чек, упаковка влажных салфеток … и все. Телефона нет.