Дональд потянулся через стол и взял ее за руку:
— Я должен иметь право сказать дочери, что защитил ее.
Она посмотрела на него — он и впрямь верил в то, что говорил.
— На следующей неделе отходит поезд. Я едва успел записаться в эту группу.
Ее затрясло, как при лихорадке.
— И ты решил не обсуждать это со мной? — прошептала Джин, говорить громче она боялась.
— Я надеялся, что ты поймешь. Если бы я не успел сегодня, то упустил бы возможность.
— А твой значок? Вербовщик его видел? — Она не могла во все это поверить.
— Нет, не видел. — Дональд покачал головой и постарался больше не встречаться с нею взглядом.
До нее наконец дошло:
— Он не видел значок, потому что ты его выбросил, прежде чем идти записываться. Потому-то его и нет у тебя на куртке.
— Ты не понимаешь. Это важно.
— Как и работа в доках, — язвительно ответила она. — И ты это знаешь.
— После того как я вернусь, меня возьмут обратно. Когда я выходил сегодня с работы, видел владельца, мистера Джеймса, и спросил его.
— И о чем же именно ты его спросил?
— Я ведь не дурак. Я знаю, что, когда война закончится, мне будет нужна работа.
— Ты утверждаешь, что просто случайно наткнулся на владельца и поговорил с ним? — Ей не удалось скрыть сарказма. — Да он тебя не отличит от стенки! Чего стоят его обещания?
— Он записал мое имя в блокнот.
— Я тебе не верю!
— Я никогда в жизни тебе не лгал.
Она принялась мерить кухню шагами:
— Тебе нужно вернуться в центр вербовки и объяснить, что ты ошибся. Скажи им, что ты работаешь в доках. Возьми свой значок и покажи им.
— Я не могу, — покачал головой Дональд. — Все кончено.
— Скажи им, что у тебя есть я и Энни и что ты должен быть здесь и заботиться о нас.
Он устало опустил глаза:
— Я не могу.
— Ты не можешь? Или не хочешь?
— Я не могу. Я прочитал контракт и уже подписал его.
В первые секунды Джин была готова напомнить ему, что читать и писать он толком не умеет. Но все же она сдержала себя. Эти слова не должны вырваться наружу. Они останутся внутри. Она была в гневе и все-таки не могла позволить себе низость.
Но сегодня вечером она не собиралась допускать его к себе — к ним с Энни. Она обошла его стул и остановилась в дверном проеме:
— Энни ворочается. Я заберу малышку к себе, там будет проще ее успокоить. Ты можешь поспать в кресле у камина. Возьми одеяло.
Сентябрь 1955 года. Эдинбург
Когда Конни проснулась, Кэтлин, полностью одетая, сидела на кухне за столом.
— Привет, мама. Ты сегодня рано.
— Я не очень хорошо спала. Слишком много мыслей крутилось.
Рядом с нею лежала небольшая стопка бумаг.
— Ты не обязана мне все рассказывать, — проронила Конни. — Не хочу, чтобы ты думала, будто я насильно тяну из тебя информацию.