– Дави их, дави!
– Давлю, ма.
– Знал бы ты отец, прости нас, отец!
Мама что-то рассказывала, я не особо понимал, что из-за гула пикирующих самолетов. Но я волновался, непонятная тревога пронзала меня насквозь. Проскакивали какие-то слова. Что-то про мышечный релаксант, который кто-то забыл, про какие-то ожидания и мучения, что-то про старый отцовый тулуп, которым кого-то накрывали, про какие-то когти и царапины и истошный крик, что-то про нежную безграничную неведомую мне любовь и пакетики какой-то еды, которые сейчас незачем. Почему-то мне казалось, что мама рассказывала про смерть. Паника овладела мной и стремилась уничтожить меня во чтобы то ни стало. Члены немели, кололись звездочками, сердце невпопад скакало в груди, его стук прорывался сквозь шум бомбардировщиков и слова мамы про смерть. Меня посетила нелепая мысль, граундинг на кладбище – хорошая ли это идея…
Я смотрел в небо. Вспомнил, как мы гуляли с отцом в лесопарке недалеко от нашего дома на Ржевке. Был, кажется, август. Вышки ЛЭП и остов давно сгоревшей тачки. Тропинки в пожелтевшей траве. И заросшая ржавая канава некогда река Лапка, осеченная двенадцатиэтажной панелькой, образовывала мутный небольшой разлив. В тот день обещали неполное затмение, но прямо с утра сверху было затянуто. Я очень хотел увидеть это чудо и был немного опечален; настроение – серый август. Болезненное томное бесцветное ожидание чего-то не очень хорошего. Точнее, ожидание бесцветного ничего. Мне кажется, моя жизнь началась в тот день. Правда, помню, в небе над лесом появился просвет, и я увидел пыльно-белое солнце с откусанным краем. Отец очень обрадовался и сказал – это затмение. Я закрыл глаза, и то небо с надкусанным солнцем четко, как будто сейчас, встало у меня в голове.
Когда я открыл глаза, я увидел черный дым. Стоял ужасный шум неровно работающих двигателей. Бомбардировщик стал неестественно раскачиваться, задирать нос и, кружа, терять высоту. Загипнотизированный этой печальной и почему-то великой картиной я стоял как вкопанный, лишь изредка улавливая обрывки слов мамы. Бомбардировщик сделал над нами пару кругов и рухнул. Я вжался. Черный гриб вырос за лесом. Наступила тишина.
– Шуни не стало вчера – сказала мама как будто не мне. – Теперь она с отцом. Знал бы ты, отец, прости нас, отец!
Я взял пакет с улитками и улитятами, пошел к ельнику и аккуратно высыпал их там, прошептав в спасительной тишине – слишком много мертвых на сегодня, слишком.
Конец.