В ночь у меня была работа. Моя последняя смена. Мне нравилась ночь, так как лишнее пряталось и давало место спокойствию и размеренности. Я подъехал к ресторану, но не стал сразу заходить и решил выпить ряженки. Надо было дождаться полночи, чтобы пошла двойная ставка. Небо затянуло, и заплакал дождь. Я остался в авто. «ЮЮ хёёёрт мии» – вещал мне трек Burial, повторяя раз за разом, убеждая меня в том, что жизнь нелегка. Но мне уже было все равно, я просто вглядывался вникуда. Фонари еще не зажглись, стопроцентно влажная темень властвовала, я видел лишь силуэты деревьев, никого не было. Где-то над облаками и тучами изредка рокотали самолеты, казалось, совсем низко. Я предпринял несколько попыток что-то увидеть, хоть точечку мерцающего огонька, но нет. Вообще, я был как будто в скорлупе, в гидрокостюме, я даже удивился, я ни о чем не думал, ничего не вспоминал, ничего меня не трогало, и то, что за полчаса мимо не проехало ни одной машины, меня не удивило. Ничего для меня не существовало. Затишье перед бурей. Или концом. Реборн или предсмертная агония.
– Опять вы? Что на этот раз будете делать?
– На этот раз я буду ставить сканеры в киоски, я звонил, предупреждал.
– Да, заходите.
Меня встретила девушка менеджер, у неё были немного кривые ноги, она была нескладной фигуры, но показалась мне довольно милой и почему-то очень родной. Но я ни разу не был здесь, и не производил никаких работ в этом ресторане, этой девушки я не помню. Её слова, её теплая встреча меня задели, мой гидрокостюм дал течь, и нежный ночной уют опустевшего помещения Макдака проник и растопил меня. Девушка повела меня в зал к киоскам заказа еды, спросила, нужно ли мне чего-нибудь, как настоящая гостеприимная хозяйка. «Да, сделай мне чаю, пожалуйста, милая! Я очень устал». Играл какой-то ненавязчивый гитарный джаз, только для нас двоих, в окнах мерцал опустевший ночной город. Она «хлопотала» на кухне. Я сдался. Я открыл киоски, пододвинул стул, сел и стал смотреть на неё, уставившись, сквозь обнаженные платы и провода. И казалось, моя душа нашла свое место. И казалось, долгий изнуряющий своей бессмысленной истощающей бесцветной неприкаянностью путь окончен. Вот он – Оазис.
Я вышел на улицу. Дождь перестал, ночная свежесть привела меня в порядок. Неожиданно приехал друг. Он подбежал сзади, попытавшись меня напугать, но я не успел. Мы доехали до парка и сели на скамеечку. О чем-то говорили, кажется, друг мне рассказывал о своей встрече. Но я всё уже знал, я думал о ней, или ни о чем, в сущности, я не грустил, этого тепла мне хватит на некоторое время, а чего еще нужно? За скамейкой в кустах что-то время от времени шуршало и шелестело, сначала мы не придали этому значения. Потом поняли: под нашей скамейкой умирал голубь. Лежа на земле, с завернутой головой и пустым взглядом, он иногда, видимо, находя очередные последние силы, двигал крыльями, шурша ими по земле.