– Ничего не сделаешь, пусть он делает операцию и везет к бабке, раз он забрал её себе.
Кристина замолчала. Я слышал ее прерывистое дыхание.
– Скажи его адрес! – четко по слогам, выговаривая каждую букву, говорит Кристина, чтобы придать своим словам наибольшее значение. Возможно, она впервые столкнулась с такой ситуацией, возможно, ее легкий летящий темперамент скользил сквозь упрямости жизни, перепрыгивал через них, как через лужицы после летнего дождя. И тут такое.
– Зачем тебе его адрес? – спросил я.
– Я приеду, поговорю с ним.
– Это бесполезно, поверь – я вздохнул. Я подумал, что даже если я дам адрес друга, Кристина все равно ничего не сможет сделать.
– Я не хочу, чтобы она мучилась! Все врачи говорят, что без крыла она умрет, все говорят, не мучать животное! – почти кричала она.
– Я согласен с тобой. Но ничего не сделаешь – с горечью сказал я.
– Пошли вы нахер, идиоты!!! Ты дебил! И твой друг тоже. Два сапога. ИДИОТЫ!!
День разгорался и обещал быть жарким. Свежий ветерок радовал своими ласкающими порывами.
– Чувак, тебя вообще не переубедить?
– Нет.
– Получается, ты захватил птицу?
– Получается, да.
– Ты тупой.
Мы с другом были на юге города. Он ждал свою возлюбленную, хотел с ней о чем-то поговорить. О чем-то серьезном, но я не знал подробностей. Возможно, это была очередная попытка быть ближе к ней, но все знали, что ничего не выйдет. Я сидел на своем бирюзовом скейте на травке парка под развесистой плакучей ивой. Было жарко, но окутывала легкая еле заметная освежающая дымка приходящей осени. Эта свежесть была ни на что не похожа.
– Вот она!
– Где?! Где?
При каждом моем «вот она» друг вздрагивал, но, когда понимал, что нет, ругался на меня и всматривался дальше. Мне казалось это забавным, но его волнение, конечно – как иначе, передалось мне, возможно, поэтому я его подначивал и разыгрывал, чтобы скрыть, что мне было грустно от этого. Ждем, как школьнички.
Вышла бабка в черном полностью закрытом платье и в черной косынке – как смерть.
– Вот она!!
– Где-Где?! Пидор, бля. Пошел отсюда.
Я схватил скейт и отправился к тротуару, встал и понесся. Асфальт был гладкий-гладкий, и я бесконечно кайфовал. Я включил Slipknot 2004го года и разогнался по полной, обгоняя и лавируя между прохожими – мне все ни по чем! Мне приглянулся весело катящийся на самокате ребенок в футболке с надписью «born to rock», его вел поникший молодой папаша совсем без лица, уставший, без признаков жизни и, наверное, с мыслями о вечернем пивке. Он так же катил перед собой коляску с очередным «рожденным отрываться и кайфовать, быть вечно молодым и сильным». Блин, что за неприкрытая пошлая блядская ирония, для этого мы рождены?! Стать молчаливыми печальными тенями, истошно изрыгивающими остатки былой молодости в дни национальных праздников и совершающими тихие пивные молитвы по вечерам в бетонных коробашках?