Мало того, осознавая свою силу и могущество, гремляндское общество отнюдь не было склонно достигать целей всеми имеющимися у неё для этого средствами. Самобытные законы и традиции, определённый даже, если хотите, кодекс чести Злостных Рыцарей Пространства не позволял им, например, использовать против технически слаборазвитых цивилизаций мощное аннигиляционное оружие. В таких случаях гремляне брали оружие противников, словно предоставляя им право сражаться с собою на равных. Так кошка некоторое время играется с мышкой, так всякий хищник цинично и изощрённо откладывает «на сладенькое» расправу с самой невинной и слабой жертвой, оттягивает удовольствие…
Участь жертвы в скором времени ждала скрежецианскую цивилизацию. И всю нашу Вселенную.
В безудержном стремлении к уничтожению Гремляндия достигла теперь уже столь высокой степени могущества, что была в состоянии роковым образом нарушить баланс равновеликих и противостоящих друг другу Сил Природы – Сил Созидания и Разрушения.
Последствия такой катастрофы было просто невозможно представить!
К тому моменту, когда Принцесса составила об увиденном определённое мнение, сам Монстрыш уже впал в совершенное отчаяние и полное замешательство. Так и не найдя в сознании предков актуальных для случая воспоминаний, он выключил криставизор, и, пытаясь сохранить достоинство, то есть – всё ещё с поднятым жалом, – выскочил из каюты. Как раз наступило время утренней аудиенции у Магистра Глумлина, где Монстрыш надеялся получить консультации по интересующим его вопросам и проверить собственные предположения…
«Война! И тысячи побед! А настоящей жизни – нет!» – горько думал про себя Монстрыш.
Увы, увы!
Если говорить обобщённо, чуточку, так сказать, шире: ни одной жизненной истории, подобной тем многочисленным, скрупулезно и слащаво описанным и описываемым различными нашими земными авторами так называемых реалистичных романов про полную глубоких переживаний, возвышенных чувств и прочего такого романтическую жизнь и трогательные отношения, в гремляндской цивилизации на самом деле не обнаружилось.
Не было ни одной, скажем прямо, гремляндской Джультруды, ожидающей сильного и смелого Мавронео в собственной раковине в летнюю ночь. Ни одной вечно спящей принцессы, в интимном забытьи дожидающейся отважного и пригожего гремляна–принца на белом ящере. Ни одна распрекрасная по гремляндским представлениям девица, подобно ужасно распространённым земным ну просто красавицам, не сходила с ума по атлетически–сложному монстру, не проливала по его поводу и без всякого повода, в сладкой истоме, горьких и солёных слёз. Наконец, ни одна Анна Гремлянина не кидалась от безысходности под садящийся звёздный крейсер. Что само по себе, если рассуждать здраво, всё-таки уже хорошо.