Я вспомнил, что впервые попал в Мозамбик накануне провозглашения независимости в 1975 году. Тогда столица имела таинственное, с детства волнующее название Лоренсу-Маркиш и была шумным, праздничным городом, где, казалось, перемешались все цвета кожи и все языки. У входа в мою гостиницу днем и ночью веселилось маленькое кафе, с заходом солнца зажигались бесчисленные огни, играла музыка в ресторанах на набережной, толпы гуляющих текли по широким улицам, напоминая наши южные города.
Провозглашение независимости в Африке происходит в полночь на стадионе. В ту ночь мы собрались у португальского журналиста, его звали, если не ошибаюсь, Фернандеш, и всю ночь спорили, что ждет эту страну.
Большинство считало, что все пойдет прахом уже через несколько лет, поскольку программа ФРЕЛИМО — так называло себя движение за освобождение — требовала национализации, экспроприации и правления черного большинства.
— Это все вы их научили, Алекс! — шутливо грозил мне Фернандеш. — Не расхлебать вам эту кашу!
В ту ночь разразился ливень, и мы радовались своей находчивости и поднимали тосты за гостеприимного хозяина.
На следующий день из гостиничного окна я увидел длинную очередь у агентства авиакомпании. Очередь была совершенно "белая". К середине дня народу прибавилось.
Я позвонил Фернандешу.
— Это начало конца, — мрачно бросил он. — Слышал, как будет называться столица? Мапуту. Мне сказали, что они собираются убрать все памятники, закрыть церкви и переименовать улицы. Как только они это сделают, здесь не останется никого. Вот вы с китайцами им и помогайте.
Я позвонил другим знакомым журналистам. Все были столь же мрачны, как и Фернандеш. Лишь одна молодая американка, несколько дней назад вышедшая замуж за активиста ФРЕЛИМО, была полна энтузиазма. Она считала себя убежденной троцкисткой и верила, что именно в Мозамбике она увидит торжество почитаемых ею идей.
Фернандеш оказался прав. Новая власть действовала так, будто после провозглашения независимости ей стали подвластны законы природы, и с легкостью смотрела на бегство португальцев, у которых она старалась отнять как можно больше. "В пользу угнетенного народа" — эта фраза звучала для меня тогда так нормально, так естественно, что, когда мне говорили, что вся эта экспроприация удивительно напоминает обычный грабеж, я только возмущенно отворачивался.
— Мне ваша реакция понятна, — с горечью говорил Фернандеш. — Они же стараются все делать, как вы.
Некогда белоснежный собор Св. Антония в центре Мапуту несколько раз грабили. Причем преступники действовали средь бела дня — полиция отсутствовала. Меня поразило более всего, что кто-то ухитрился даже погнуть крест на макушке собора.