Потребовались серьезные усилия, чтобы вернуться назад и слушать похвалы победителям. Мне больше хотелось сесть в "мини-купер" и на большой скорости врезаться в хорошее крепкое дерево.
Веснушчатый парень, который смотрел за лошадьми, явно избегал моего взгляда, когда в паддоке брал у меня поводья. Обычно он приветствовал меня, сияя улыбкой. Я слез с лошади. Там стояли владелец и Джеймс с ничего не выражавшими лицами. Никто ничего не сказал. Говорить было нечего. Наконец, не говоря ни слова, владелец пожал плечами, повернулся на каблуках и ушел.
Я взял седло, и парень увел лошадь.
— Так не может продолжаться, Роб, — проговорил Джеймс.
Я понимал.
— Мне неприятно. Мне очень неприятно, — продолжал он. — Но я вынужден нанять кого-то еще для моих лошадей на завтра.
Я кивнул.
Он бросил на меня изучающий взгляд, в котором первый раз недоумение и сомнение было смешано с жалостью.
Невыносимо.
— Думаю, сегодня после скачек я поеду в Кенсингтон, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Очень хорошо, — согласился он, по-видимому, с облегчением от того, что ему не предстояло удручающее совместное возвращение домой. — Мне действительно очень жаль, Роб.
— Да, — согласился я. — Знаю.
Я понес седло в весовую, остро чувствуя взгляды, которые сопровождали меня. Когда я вошел, в раздевалке смолкли все разговоры и повисло тягостное молчание. Я направился к вешалке, положил седло на скамейку и стал снимать жокейскую форму. Я посмотрел на лица, повернутые ко мне, на одних прочел любопытство, на некоторых враждебность, на других сочувствие и на одном или двух удовольствие. Никакого презрения; в раздевалке все испытывали одно чувство: "слава богу, что это не я", и для презрения места не было.
Снова началась обычная болтовня, но со мной никто не заговаривал. Они не знали, что мне сказать. И я тоже не знал.
Во мне было не больше и не меньше смелости, чем всегда. Ведь невозможно, в смятении размышлял я, подсознательно бояться, избегать падения, не думая об этом, особенно для человека, который всю жизнь так высоко ценил риск. Три недели назад я бы расхохотался, если бы мне пришла в голову такая мысль. Но от сокрушительного факта никуда не уйдешь: только девять из двадцати восьми лошадей, с которыми я работал после того, как упал на голову, выступили более-менее прилично. Их готовили разные тренеры, и они принадлежали разным владельцам, а со мной все вели себя одинаково. Лошадей было слишком много, чтобы их вялость была простым совпадением, но, с другой стороны, те, которых у меня забрали, выступили хорошо.