— Мой отец в свое время, — вежливо ответил я, — входил в число "Двенадцати самых хорошо одетых мужчин Британии".
— Мой дед носил плащ из шерсти ламы.
— Моя мать, — я продолжал игру, — носила только итальянские рубашки.
— А моя, — осторожно вставил он, — стряпала в них на кухне.
Мы перекидывались детскими фразами, глядя друг на друга и наслаждаясь юмором ситуации. Пять минут в обществе Тик-Тока действовали так же, как стакан чаю с ромом на замерзшего человека. Его способность беззаботно радоваться жизни заражала всех, кто был рядом с ним. Пусть Арт погиб, не вынеся позора, пусть мрак окутывает душу Гранта Олдфилда, но пока юный Ингерсолл так весело щебечет, подумал я, королевству скачек не грозит беда.
Он помахал мне рукой, поправил модную тирольскую шляпу, сказал: "До завтра" — и ушел.
И все же в королевстве скачек было неблагополучно. Очень неблагополучно. Я не понимал, в чем дело. Мне были видны лишь симптомы, но их я видел все более и более ясно — возможно, потому, что всего два года, как включился в игру. Казалось, что тренеры и жокеи постоянно раздражены друг другом, скрываемая вражда неожиданно прорывалась наружу и положение ухудшалось, затаенная обида и недоверие перетекали от одного к другому. Положение хуже, думал я, чем в обычных джунглях за кулисами любого бизнеса, построенного на яростной конкуренции, хуже, чем в таком же королевстве беговых конюшен, лошадей и серых фланелевых костюмов. Но Тик-Ток — ему одному я высказал свои подозрения, — не раздумывая, отмел их.
— Вы, должно быть, настроены на неправильную волну, дружище, — воскликнул он. — Сколько улыбок вокруг! Улыбайтесь. По-моему, жизнь прекрасна!
Последние шлемы и ботинки исчезли в корзинах. Я выпил вторую чашку тепловатого чая без сахара и пожирал глазами куски фруктового кекса. Как всегда, потребовалось большое усилие, чтобы не съесть ни кусочка. Единственная вещь, которая не нравилась мне в скачках, — это постоянный голод, и сентябрь — плохое время года: еще оставалась летняя полнота и приходилось голодать, чтобы войти в норму. Я вздохнул, с сожалением отвел глаза от кекса и утешил себя тем, что в следующем месяце аппетит вернется на зимний уровень.
Мой гардеробщик, молодой Майк, закричал с лестницы:
— Роб, здесь полицейский, он хочет видеть вас.
Я поставил чашку и вышел из раздевалки. Неприметного вида полицейский средних лет ждал меня с блокнотом в руке.
— Роберт Финн? — спросил он.
— Да.
— Я узнал от лорда Тирролда, что вы видели, как Артур Метьюз приставил пистолет к виску и спустил курок?
— Да, — согласился я.