— Хелло, мисс Рашад. Для меня большая честь и удовольствие видеть вас. Прошу вас, входите.
— Благодарю вас, господин президент.
— Эван, я рад снова с вами повстречаться.
— Рад видеть вас, сэр, — сказал Кендрик, отмечая про себя, что Дженнингс заметно постарел с момента их последней встречи.
— Садитесь, пожалуйста.
Президент провел их в гостиную к двум кушеткам, расположенным друг против друга, между которыми находился большой круглый сервированный кофейный стол.
— Присаживайтесь, — повторил он, жестом указывая на кушетку справа, а сам направился к той, что слева. — Мне доставляет удовольствие смотреть на красивых людей, — добавил он, когда все они расселись. — Мои недоброжелатели, наверное, сказали бы, что это еще одно доказательство присущей мне поверхностности, но Гарри Трумэн однажды заявил, что лучше смотреть на голову лошади, чем на ее зад, поэтому я остаюсь при своем… Извините за грубость, леди.
— Я не услыхала ничего предосудительного, сэр.
— Как Менни?
— Упорно сражается, хотя победителем ему не быть. Как я понял, вы посетили его несколько недель тему назад.
— Это было дурно с моей стороны?
— Вовсе нет, но с его стороны было не слишком хорошо ничего не сказать мне об этом.
— Это была моя идея. Я хотел предоставить нам обоим — вам и себе — время для размышления. Что касается меня, то мне нужно было узнать о вас больше, чем написано на нескольких сотнях страниц. Поэтому я и прибег к единственному источнику, имеющему для меня смысл. Я попросил Менни помолчать до поры до времени. Приношу свои извинения.
— Не за что, сэр.
— Уэйнграсс — мужественный человек. Он знает, что умирает, и обращается со смертью, как со статистиком на строительных торгах. Я не надеюсь дожить до восьмидесяти одного года, но если доживу, то хотел бы иметь его мужество.
— До восьмидесяти шести, — ровным голосом уточнил Кендрик. — Я тоже думал, что ему восемьдесят один, но вчера мы обнаружили, что ему восемьдесят шесть.
Лэнгфорд Дженнингс пристально взглянул на Эвана, затем, словно конгрессмен отпустил сейчас необыкновенно остроумную шутку, откинулся на кушетку и тихо, но от всего сердца рассмеялся.
— Что здесь смешного? — спросил Кендрик. — Я знаю его вот уже двадцать лет, но он никогда и словом не обмолвился о своем настоящем возрасте.
— Это совпадает с тем, что он мне сказал, — пояснил президент. — Не хочу утомлять вас подробностями, но он указал мне на некоторые упущения — и был чертовски прав, поэтому я предложил ему должность. Он ответил: «К сожалению, Лэнг, я не могу ее принять. Вышло бы так, словно я вас подкупил. Мне не хотелось бы обременять вашу совесть».