Плоский живот, рельефный пресс с сексуальными, едва заметными впадинками – прокачала она его знатно. Хочется облизать и поцеловать каждую. Изучить руками, губами, языком. Грудь – упругая троечка, Леркина “тяжелая четверка” и рядом не стоит, а эта, помнится, идеально умещается в моих ладонях. Смял бы, сорвал эти банты, губами сосок втянул и засосов наставил, заклеймил, чтобы никакие Ларины лапы свои тянуть не посмели. Взял бы до изнеможения, вышибая весь ее спесивый дух, трахая, пока имя свое не забудет. Вспомнил бы, как это, когда с ней. Когда отшибает все напрочь и остается только похоть и желание.
Это абзац…
В глотке засуха. Делаю глоток пива. Не помогает. Опустошаю до дна – едва ли. Дерганно поднимаюсь из-за стола и открываю окно, впуская воздух. Руки трясутся, как у наркомана. Точно на пятнадцать лет назад отбросило, в пубертатный, мать его, период, когда гормоны херачили и сперма в мозг еб*шила. Думать ни о чем не можешь, еще и тело устраивает бунт!
Взгляд на окна Кулагиной бросаю. Темно. Самое подзадоривающее то, что я знаю, как попасть в ее спальню без ключей. Всю молодость через балкон забирался. Сейчас, конечно, мне не двадцать, но с физикой все пучком. Эта мысль покоя не дает.
Сорваться к ней и взять предложенное? Проучить? Наивно и глупо. Притащится самому – значит потешить Кулагинское эго. Этого коза и добивается. Ну уж нет, сдохну от желания, а такой радости я ей не доставлю. Но и вызов этот приму.
Вырубаю в кухне свет и поднимаюсь в свою спальню, дверь закрываю на замок. Стягиваю футболку и джинсы с боксерами, скидывая шмотки в бельевую корзину. Бросаю взгляд на все еще открытую фотку Кулагиной и улыбаюсь.
Жди ответный удар, конфетка. Мы тоже фоткать умеем…
Нина
Под одеяло заползаю, мелко потряхивает. Я заведена и взбудоражена. По рукам мурашки, сердце колотится безумно. На губах плутоватая улыбка. Приклеилась, зараза, не сползает.
Класс, Кулагина!
Боже, что творю?!
Лежу, уткнувшись взглядом в потолок, кусая губы. Сминаю их зубами до боли. В кровь. Пытаюсь унять тяжесть возбуждения, давящего на тело, и не думать…
Все горит. Никогда не была повернутой на сексе, но с Волковым это не работало. На нем меня всегда жестко клинило, и я превращалась в похотливую особь. Вот и сейчас – одна мысль – грудь тяжелеет, бедра свожу и глаза закрываю. Соски набухли, даже прикосновение хлопковой майки отдается сладкой болью во всем теле.
Нельзя. О Волкове в таком ключе – нельзя. Запретная территория. А фотка – это просто игра. Взрослая, жесткая, грязная и пошлая игра.