Педральви ходил по всем гостиницам и не забыл даже «Золотого Солнца». Он нашел бывшего своего хозяина Хинеса Переса де Илу за тем же прилавком и почти в том же самом бумажном колпаке, как в первый год царствования Филиппа Третьего. Он старался его уговорить защитить свои фуэросы, но Хинес оставался упорным и не хотел принимать никакого участия.
Рибейра выпускал каждый день строгие повеления, принуждая держать пост, за нарушения которого платились большие пени в пользу монастырей.
Волнение и ропот в народе мало-помалу усиливались. Скопища сделались многочисленнее и грознее. На другой день буря еще более усилилась.
Педральви и его товарищи пришли на площадь в то самое время, когда по повелению Рибейры складывался костер для назначенной церемонии. Они разнесли его по щепкам, и Педральви первый закричал: «Долой инквизицию! Смерть инквизиторам!» Чернь ободрилась и подхватила. Рибейра несколько испугался; он поспешно собрал главных членов инквизиции, в том числе и Аллиагу, и объяснил, что мещане и купцы города Пампелуны, в том числе Хинес Перес де Ила и портной Трухильо, утверждают, что их фуэросы дают им право судить преступников, которых осудила инквизиция.
– Отвергаем, отвергаем! – вскричали многие из членов.
– Мы осудили преступников, – продолжал Рибейро, – а они желают казнить их! Мы определили им смерть на костре, а они – смерть на виселице. Потому мы не можем им отказать, этого требует общественное спокойствие!
Собрание отвечало одобрительным говором. У Аллиаги холодный пот выступил на лбу, он видел, что все погибло. Народ и инквизиция примирились. Но этого примирения нельзя было допустить. Аллиага встал и с жаром вскричал, что никогда не согласится на подобную уступку, что это показывает робость. И все снова взволновались.
Рибейра с гневом смотрел на Аллиагу, но после его убеждения должен был согласиться.
Разнеслась весть, что инквизиция решительно не намерена уступить своих прав. Раздражение народа достигло крайней степени; это успокоило Аллиагу.
Всю свою надежду он возложил на бешенство черни, на беспорядок, с помощью которого надеялся освободить Аиху и Иесида.
Он заперся в своей келье и раздумывал о предстоящих событиях. Наконец он увидал в аллее сада рослого монаха, который как будто поджидал кого-то. Аллиага вгляделся пристальнее, и ему показалось, что он узнал своего старинного знакомца.
Глава V. Народное восстание
Аллиага скоро вспомнил, что это тот самый Акальпухо, который в Айгадорском монастыре по воле архиепископа Рибейры увещевал плетью несговорчивых еретиков. Потом он заметил, что какой-то человек, закутанный в плащ, подошел к нему, шепнул что-то, вручил записку и исчез.