В тот же день Иесид и Аиха были приведены к допросу.
Аллиага понял, что имеет дело уже не с герцогом Лермой и не с Уседой, а с врагом, который не боится даже королевской власти. Напасть на Рибейру и инквизицию и победить их следовало так, чтобы король, по-видимому, вовсе не вмешивался в дело, – была трудная задача. Но Аллиага взялся за нее. Бывший министр оставил много недостачи в королевской казне. Общины по примеру предков собрались на сейме и отправили королевскому правительству грозное представление, в котором обещали взяться за оружие, если их будут обременять произвольными налогами, несообразными с их фуэросами, их вековыми правами и привилегиями.
Это требование было так справедливо и законно, что надо было отменить повеление о новом налоге; это и присоветовал королю сделать Аллиага.
На другой день депутация от сословия города просила у короля аудиенции, потому что Педральви подговорил чернь вступиться за фуэросы и объявить, что ни Рибейре, ни инквизиции не следует судить герцогини Сантарем и разбирать дело о поджоге Благовещенского монастыря. Пожар случился в черте города, и дело следует судить городскому суду. Король принял депутацию и благосклонно выслушал объяснение граждан о своих законных требованиях. Он отвечал, что заботится о сохранении их привилегий, и согласился с ними во всем. Депутаты провозгласили: «Да здравствует король!», и отправились с представлением к Великому инквизитору.
Рибейра был на молитве и заставил депутатов прождать более часа; наконец он принял их с гордостью, и они ушли от него, очень недовольные. Этот прием подействовал так сильно, что в тот же день собор был пуст; никто не пошел слушать проповеди Великого инквизитора. Аллиага был в восхищении; Рибейра смело продолжал процесс и спешил с его окончанием. Это удвоило неудовольствие граждан Пампелуны, и ропот сделался всеобщим. Дело шло о фуэросах Наварры. Перед палатами инквизиции собралась толпа народа и раздался крик: «Да здравствуют фуэросы! Долой того, кто их оспаривает!»
Король, весь двор и город с изумлением и негодованием узнали, что инквизиция, несмотря ни на что, определила Иесида д’Алберика и Аиху Сантарем всенародно к сожжению через три дня.
Негодование сделалось общим, а король, испуганный и взбешенный за Аиху, хотел было тотчас прибегнуть к крайности, призвать в Пампелуну полки, поручить начальство Фернандо, чтобы осадить и сжечь палаты инквизиции, как сожгли Благовещенский монастырь. Аллиага насилу уговорил его оставить это намерение; к тому же он хорошо понимал, что испанского солдата можно послать против всех на свете кроме инквизиции. Это подтвердил и Фернандо. Надо было предоставить самому народу победить инквизицию, а во время всеобщей тревоги Аллиага надеялся без труда освободить Иесида и Аиху и отвезти их в безопасное место. Поэтому цирюльник Гонгарельо под покровительством Аллиаги и с особенного дозволения короля воротился в Пампелуну. Ему поручено было повидаться со всеми прежними знакомцами. Гонгарельо знал, что делать, это был очень полезный союзник.