«12 сентября.
Завтра почта. Завтра я получу от тебя письмо уже из Баку. Как-то ты устроилась? Счастлива? Ты мне как-то привела слова Соломона: «Тоска и страдание гораздо ценнее, чем восторг и безмятежность». Мне они не понравились. Восторг — одно, а безмятежность — совсем другое. Восторг — это душевный подъем, это жизнь; он творит энтузиастов любви, общественного подвига, людей хоть на минуту делает красивыми, интересными. Безмятежность — душевная смерть, покой. Какое же сравнение? Так вот, если я тебе желаю счастья, то пусть это будет восторженное счастье. Только не безмятежность. Не будет моей красивой Фины, если она найдет безмятежное счастье».
Коренные обитатели — селькупы, ханты, эвенки — величают лабиринт обских проток Нарымом, В переводе на русский — болото. Ближе к правде — гиблый край, острог без решеток. Сам губернатор Восточной Сибири во всеподданнейшей монарху записке обнадеживает: «Ссылка в Нарымский край есть особый вид смертной казни».
Куйбышев застает колонию разношерстную. Люди разные. Очень разные. По нынешним стремлениям и по прошлой жизни. Большевики, меньшевики, эсеры, анархисты, польские, еврейские, латышские националисты. Встречаются в немалом числе колеблющиеся, слишком давно вырванные из активной жизни. Теперь, если налетит свежий ветер, искра, прикрытая их нетвердой рукой, может разгореться славным костром, а может и совсем угаснуть. Есть вовсе опустившиеся. Поклонники водки, карт, всякой иной мерзости. Эсер Дребезов с благодарностью принял высокую должность стражника. Несколько других вняли совету хлебосола пристава Овсянникова, ударились в торговлишку.
По возрасту Валериан из самых молодых. Двадцать два года. В чем-то ему труднее, в чем-то легче. А может, все от характера, от цельности натуры. Околичностей и смягчений не признает.
Его никто не спрашивает, никто не уполномочивает, а он сразу в лоб. «Так жить нельзя! Вы прозябаете за чаепитиями, за пулькой с приставом и купцами… Каким идеалам поклоняетесь? Извините, борьба имеет свои законы. Или с нами, или против нас…»
Возмутителя спокойствия немедля приглашает к себе респектабельный меньшевик Предтеченский. В Нарыме он давно. Успел жениться на племяннице купца Родюкова. Взял недурное приданое наличными и недвижимостью. Держится с Куйбышевым любезно. В тонах мягких.
— Я понимаю. Все мы в молодости склонны к некой необузданности. Не всегда выбираем лучшие выражения… Смею вам поставить на вид: мы, политические ссыльные, — одна семья. Никаких раздоров, распрей. Никаких «с нами или против нас». Вам придется усвоить паше правило!