О том, что представлял собой в те годы Борис Лилов, можно судить по результатам хотя бы одного, 1955 года: Лилов — чемпион СССР (в который раз!), но, кроме того, он выигрывает подряд четыре конкурса, в том числе «Охотничий» (55 всадников), Кубок СССР (40 всадников) и «Высший класс» (25 всадников).
В чем же заключалась сила Лилова, его «секрет»?
— Кто? Лилов? Борька?
— Да, чем он брал?
— Руки, — вот все, что отвечает на это мастер-наездник, победитель многих традиционных и именных призов, сын наездника, брат наездника, «живая история» призового дела.
А Фаворский, напротив, рассказывает очень много. Вспоминает, как шумел вокруг них Париж, как в Лондоне подошел к ним сухонький старичок полковник Павел Родзянко, один из участников команды, взявшей Золотой кубок. Но доходит очередь до Лилова, и Фаворский произносит тоже лишь:
— Руки.
Еще есть один спортсмен, который прекрасно знал Лилова. Он начинал вместе с ним. Подобно тому как на манеже ЦСКА сложилась замечательная четверка, у них была хотя и совсем юная, но победоносная тройка — Борис Лилов, Владимир Микоян и Константин Гриднев. Владимир Микоян был постарше, он пошел воевать летчиком и погиб, а Лилов с Гридневым, оставаясь друзьями, разошлись по разным командам. Гриднев тоже незаурядный конкурист, чемпион Москвы. Теперь же он ведет спортивную секцию на конном заводе…
— Борис? — произнес Гриднев, и тень пробежала у него по лицу.
Но потом он улыбнулся и сказал:
— Руки.
Последняя инстанция — чемпионская чета Левиных, с которыми Лилов вместе выступал за «Пищевик».
— Видите ли, — отвечала Александра Михайловна Левина, — это была великолепная четверка. И другой такой у нас пока пет. Каждый из них был по-своему конником высшего класса. У Фаворского идеальная посадка, образцовое управление. Я всегда любовалась им, когда он прыгал. Распопова я знаю меньше, но сомнения нег, что он одаренный всадник. А Шабайло, единственный из них, до сих пор еще остается действующим спортсменом. Он за прыжки занесен в «Золотую книгу» города Гамбурга. Что же касается Лилова, то у него в езде было много и неправильного. Он действительно сидел порочно. Не всегда нога у него оставалась в точности там, где должна быть при прыжке нога всадника: каблук уходил слишком назад. Но было у него и одно преимущественное качество… Реакция.
Итак, «руки» и «реакция». Попробуем расшифровать, что же обыкновенно вкладывается у конников в эти магические понятия. А тут поистине некая мистика, и мы подходим к тем «пределам поэзии, — как это говорил Толстой, — которые обсуждать отвлеченно нельзя». «Анализировать этого, по-моему, нельзя, — говорил Толстой, — но это всегда чувствуется». Он имел в виду литературное творчество, но что за письменным столом, что в седле, творчество есть творчество. И все эти «руки» и «реакция» называются еще у конников «чувством лошади». Есть это чувство — есть и настоящий конник, нет «чувства лошади» — ничего нет!