Показателем тут служит прежде всего сама лошадь. Она на это чувство отзывается очень чутко. Если лошадь доверяется всаднику полностью, если она не только послушна ему, не только выполняет указания повода и шпор, но составляет со всадником как бы одно целое, то, стало быть, всадник этот одарен «чувством лошади».
По Филлису (патриарх манежа, автор «Основ выездки и езды»), «tact equetsre» («чувство лошади») заключается в инстинктивной тонкости ощущения всадником каждого движения лошади во всей его полноте и вместе с тем во всех его оттенках. Лошадь чуть-чуть «сдала в челюсти», и рука всадника уже отзывается на это, лошадь едва заметно «свалила зад» (идет слегка боком), а нога всадника уже выправляет ее. Всадник — в седле, он не видит всей лошади, что существенно для правильного и продуктивного хода работы задних ног. Так вот, «чувство лошади» состоит в том, чтобы еже-мгновенно видеть перед собой лошадь по-гамлетовски — «очами души».
Как и всякое из чувств, «чувство лошади» таится в натуре человека и составляет его неотъемлемую принадлежность, но уровень и запас этого «чувства» бывают различны — от одного лишь намека, незначительной, хотя и заметной способности, до истинного дарования. Иногда чувство это так велико, что оно определяет личность всадника целиком.
У Филлиса выстроена целая шкала достоинств, желательных для человека в седле. Раньше всего проявляются смелость, хладнокровие. Затем постепенно приобретается «шлюсс», иначе говоря, прочная посадка. «Но до «чувства лошади», — писал эксперт, — еще далеко». О себе «волшебник выездки» говорил, что лишь на последнем этапе целой жизни, проведенной им в седле, он имел основание считать, что у него есть развитое «чувство лошади».
Но это, действительно, уже не одно «чувство», а некая «философия» верховой езды, вырабатываемая с годами и опытом. Самое же это «чувство» проявляется как раз с первых шагов, когда новичок еще только приближается к коню. Наметанный глаз тут же определит, останутся ли конь и всадник разобщены или же, напротив, найдут через «чувство лошади» общий язык. Дальнейшее говорит само за себя. Все садятся в седло, но вот он сидит по-настоящему, как у себя дома, «как на стуле» (говорил Филлис), но это не значит, что он развалился на этом стуле, а значит лишь — с полнейшей естественностью. Все хватаются за поводья, но у этого — «лошадь в руке». У всех почему-то лошади начинают капризничать, а у него одного как шелк. И чем дальше, тем яснее становится — всадник! «Чувство» человек имеет!
Брусилов приходил в манеж и у вахмистра спрашивал: