«Что толку от умения видеть будущее, если предсказуемые проблемы просто сменяются непредсказуемыми?»
Георгий задал себе этот вопрос, но ответа не нашел. Отпил гадкого чая, перелистнул газету, и погнал прочь все экзистенциальные мысли. С каждым годом они возникали все чаще, и каждый раз ему почему-то хотелось спалить к чертям магические книги, сломать об колено зачарованный клинок – и просто забыть обо всем. Провалиться в счастливое неведение, в котором пребывали окружающие люди, ничего не подозревать о накатывающейся на мир волне ужаса. Забыть обо всем, что он видел в своих пророческих грезах.
Вот он идет по городу. Городу, где старинные улицы полны мертвецов. Он видит перед собой кого-то и останавливается. Это девочка, лет десяти-двенадцати. Она замотана в какое-то драное тряпье, лицо – одни кости.
- Хлеба… - шепчет она, протягивая похожую на птичью лапу ладонь. – Хлеба…
Свист подлетающего снаряда прерывает ее фразу. Близкий взрыв щедро осыпает осколками. Девочка падает на землю, одна ее рука наполовину оторвана, из рваных ран на теле хлещет кровь…
Вот он идет по полю. Полю, устеленному трупами. Трупы лежат везде, насколько хватает глаз, и вид этой недоступной пониманию бойни вгоняет в трепет. Он бежит со всех ног, кидаясь из стороны в стороны.
- Кто живой?! – кричит он в ужасе. – Есть кто-нибудь живой? Хоть кто-нибудь?!
Он замечает движение и радостно несется к нему. Один человек, кажется, еще жив. Одет в незнакомую военную форму, серую, с эмблемой в виде орла и гаммадиона, но это сейчас и не важно. Он падает рядом с раненным на колени, протягивает к нему руки, шепча заклинание. Его сила приходит в движение, высвобождается… но магия бессильна. Глаза раненного закатываются, из его перебитого горла последним конвульсивным толчком выплескивается кровь…
Вот он стоит на крыше. Внизу беснуется толпа. Улицы перегорожены, толпа напирает. Слышны крики. Вопли. Мольбы. Люди орут от боли, когда ломаются их кости под напором десятков тысяч тел, они кричат, когда сотни ног топчут их тела в сплошное месиво из плоти и костей. Они умоляют солдат отодвинуть заграждение, но те непреклонны и угрожающе передергивают затворы винтовок – крики умирающих в давке их не трогают, зато ужас перед собственными командирами они испытывают неподдельный. Под их сапогами ручейками течет кровь…
Вот он держит в одной руке мастерок, а в другой – кирпич. Он должен как можно скорее начать работу, чтобы успеть построить стену до того, как станет слишком поздно. Только эта стена послужит спасением, только на нее вся надежда. Подгоняемый необходимостью, он пытается зачерпнуть из корыта, но мастерок лишь шкрябает по дну – нет цементного раствора.