Нуаду вдруг понял, что до сих пор в латах. Они казались тут громоздкими и совершенно не к месту, на что, возможно, и рассчитывала семья, не дав ему зайти в свою опочивальню. Копье в руке выглядело даже еще более неуместным, и он отставил его, с радостью избавившись от тяжести оружия. Хотя внешне воин не испачкался — редкость после боя, — Нуаду ощущал внутри себя кровавую грязь. Он нес ее в себе, а не на броне, и тем не менее даже такие невидимые пятна не давали ему покоя.
Нуаду уже собирался пройти в спальню, когда заметил на балконе фигуру, которая, опершись на перила, смотрела на Пламенные Поляны.
Его отец.
Равно удивленный и озабоченный тем, что Найалл Огненное Сердце поднялся с кровати, Нуаду заторопился к распахнутым оконным дверям. На такой высоте в него ударил ветер, разметав с лица волосы.
— Отец, тут холодно… — выйдя на балкон, сказал он.
При словах сына вождь повернулся. Его мантия — черная с огненными мотивами на подоле и манжетах — мешком висела на теле, которое, казалось, состояло уже из одних костей. Глаза и щеки на безволосой голове Найалла впали, руки напоминали обтянутые кожей палки. Вождь выглядел даже еще более изможденным, чем перед отлетом Нуаду, хотя путешествие к Агариметее и обратно заняло всего двадцать суток. На толстой цепочке у него на шее слабым зеленым светом мерцал камень души.
Нуаду попытался скрыть потрясение, однако лицо, должно быть, выдало его, поскольку отец сник еще сильнее, расстроенный реакцией сына на свое ухудшающееся состояние.
— Что ты тут делаешь? — будничным тоном поинтересовался Нуаду, впрочем, опасаясь ответа. Кроме общего ослабления организма, вызванного недугом, в последнее время у отца случались приступы беспамятства.
Однако, отвечая, Найалл выглядел вполне в здравом уме:
— Из моей комнаты не видно холмов Сумеречных степей. — Он указал пальцем на далекий склон, изрезанный ручьем и поросший кустарником, на котором бурно распустились фиолетовые и темно-синие цветы. Местность была названа метко: она почти сливалась с сумраком облачного неба над нею.
Нуаду выглянул с балкона на раскинувшиеся, далеко внизу сады и заметил фигуры: они ходили по серым тропинкам между ухоженными живыми изгородями и лужайками, исчезающими под пологами вечно осенней листвы, среди которых тут и там проглядывали мостики и башни.
— Внутри теплее. — Нуаду опустил руку на спину отца и с трудом сдержался, чтобы не отдернуть ее, так его покоробило от прикосновения к выпирающим ребрам и лопаткам под легчайшей накидкой.
— Разве холод колет тебе глаза, когда ты мчишь на ветру? — спросил вождь со слабой улыбкой на бескровных губах.