- Мне есть с кем расслабиться.
- Так-то у меня тоже. Но иногда хочется разнообразия.
- Не могу похвастаться таким желанием, люблю стабильность, - пожала она плечами и потянулась за своей блузкой, висевшей на вешалке между зеркалами. – А моя стабильность – это Моджеевский Богдан Романович. Твой друг, вроде как? Или я что-то путаю?
- Стабильность? – насмешливо переспросил Дима. – Креативный подход к действительности. Думаю, так это еще никто не называл.
Этим он ее окончательно достал, и поскольку свести все к шутке уже точно не выходило, она чуть нахмурила брови и проговорила:
- Знаешь, в универе мой нестандартный склад ума отмечали особо. Так вот сейчас он подсказывает мне одну прописную истину. Ты от Моджеевского зависишь сильнее, чем я от тебя. Потому отдыхай. А отменишь пункт приказа о кадровых перестановках относительно моего имени – расстроюсь очень, Богдану расскажу. Как думаешь, что он с тобой сделает, а?
- А сама ты как думаешь?
- Предположения для тебя не самые радужные. Боюсь, что канала тебе не видать тогда, как своих ушей. И назад не вернешься. Земля слухом полнится, а о тебе слухи не самые лестные. Это же ты супругу Бергента того… как боевую лошадь?
- Зато родственные связи сильнее любых слухов, - Ярославцев легко подхватился со стула, в два шага оказался на выходе из гримерки, остановился и обернулся к Алине. – Никогда не сбрасывай это со счетов, малышка.
Прищелкнул языком и свалил восвояси.
А Алина осталась стоять посреди гримерки, пытаясь хоть как-то переварить случившееся. Бред. Какой же бред. Идиотский день. Совершенно дурацкий. Невозможный.
Какие еще, к черту, родственные связи? Каким боком он к семье Моджеевских, в которую ей так хотелось попасть?
Она очень хорошо помнила, как сам Богдан после той пресловутой вечеринки, где представляли нового генерального директора телеканала, пояснил ей, что Ярославцев – его бывший одноклассник. А в чем был «сюрприз» - Алина тогда так и не поняла.
А тут, оказывается, еще какие-то родственные связи!
Корлеоне по-солнечногорски, блин!
Алина фыркнула и встряхнула блузку, оставшуюся в руках. Потом быстро переоделась, достала пальто, схватила сумку и вышла в коридор, погасив за собой свет. Ее буквально разрывало изнутри. И от торжества, что упоминание имени Богдана все-таки выпроводило Ярославцева к лешему. И от досады, что она совершенно ничего не понимает. Будто бы Димон указал ей ее место: он, дескать, в семье, а с ней Моджеевский просто спит.
Да это так и было. Так и было.
Потому что она никак не могла вписаться в историю жизни Богдана.