– Брантли…
Посмотрев на кровать, я сглотнула и медленно вошла в комнату. Это была большая комната. Гигантская. В ней было очень темно, а сбоку стояла большая кровать. Приглядевшись, я подошла к кровати. Мое сердце бешено колотилось в груди, а в горле пересохло. Все лампы в комнате были совсем тусклыми, но одна из них светила прямо на кровать, и, только подойдя ближе, я увидела, что это камера, установленная на подставке и направленная на матрас.
Я нахмурила брови.
– Что…
– Иди в постель, Лебедь.
Этот голос. Я ненавидела этот голос. Я чувствовала себя ужасно, у меня скручивало живот. Что-то было не так, как и всегда, когда он был рядом. Я ненавидела его, но я повиновалась, потому что мне было велено это делать. Мне приходилось слушаться взрослых, они всегда знали, что для меня лучше. Но почему он заставлял меня чувствовать себя грязной? Ни один другой взрослый не заставлял меня чувствовать себя грязной. Он меня огорчил, обидел и разозлил одновременно. Я была в полном замешательстве.
Подойдя к кровати, я остановилась у ее изножья. На одеяле свернулся клубочком маленький мальчик, но на нем не было одежды. Почему он был без одежды? Должно быть, ему было холодно.
– Лебедь, на кровать! – Лукан повысил на меня голос, и я вздрогнула, быстро заползая на мягкий матрас.
– Привет, – прошептала я плачущему мальчику. – Что случилось? – спросила я, желая узнать, почему он так расстроен.
Он чувствовал то же, что и я? Лукан заставил его почувствовать то же?
Мальчик всхлипнул и уткнулся головой в одеяло.
– Уходи! – закричал он, продолжая плакать.
Он был зол и опечален, так что, возможно, он испытывал то же, что и я.
Я замерла, сев на матрас, когда Лукан ослабил галстук и направил на нас камеру.
– Лебедь, раздевайся.
– Нет! – кричу я, пот стекает по моей коже. – Оставь меня в покое. Меня зовут не Лебедь! Я Мэдисон! Мэдисон Монтгомери! Я не Лебедь!
Я раскачиваюсь взад и вперед, сидя на каменистой дороге и пытаясь вырваться из плена воспоминаний.
– Я… А мальчик?
Лукан посмотрел на мальчика на кровати, его губы скривились.
– Брантли, освободи место для Лебедя.
Мои глаза распахиваются, и я вскакиваю с земли, не обращая внимания на крошечные камни, впившиеся в мою кожу.
– Брантли! – кричу я.
Брантли поворачивается ко мне, его лицо ничего не выражает.
Я бледнею, кажется, что кровь покидает мое тело. Боль, гнев, грусть – все это вырвалось из недр памяти, и я снова стала той испуганной маленькой девочкой.
– О чем, черт возьми, они говорят? – гремит Гектор, теряя хладнокровие. – И что, черт возьми, только что произошло, Мэдисон?