— Ну знаете… то, что он держится на ногах, еще не означает, что не пьет.
Образ Макара шестилетней давности никак не совпадает с тем описанием, которое ему дает Марина. Готовый оказать помощь в любую минуту? Измайлов, которого я знала, мог без запинки полезть в драку, чтобы отстоять себя. Откуда такая самоотверженность?
— Глупости не говорите, — обрубает Марина. — И Макара Игнатьевича не вздумайте обижать расспросами. Он этого терпеть не может. Алкоголь во время работы у нас под строжайшим запретом. Если Макар Игнатьевич увидит — может дойти до увольнения,
Марина замолкает, выбрасывает ватку и закрывает бутылек с антисептиком. Поворачивается ко мне и, понизив голос до шепота, говорит:
— Он сам, знаете, пострадал от рук некомпетентного и выпившего хирурга. Несколько лет назад…
Договорить ей не позволяет звук открываемой двери. Я вздрагиваю, Марина быстро шагает к столу и возвращает на место пузырек с раствором.
— Я закончила, Макар Игнатьевич.
— Хорошо, Мариш, можешь идти. Сообщи мне, когда Ирина приедет.
Марина украдкой бросает на меня взгляд и выходит из кабинета, оставляя нас наедине.
Некоторое время тишину в кабинете нарушает лишь звук работающих настенных часов. Измайлов что-то пишет, затем снимает блокировку с телефона и печатает на экране. Я замечаю это, когда украдкой на него поглядываю. Он ловит мой взгляд неожиданно. Поднимает голову и замечает, что я на него пялюсь.
Нервно улыбаюсь и отворачиваюсь, делая вид, что мне безумно интересна входная дверь. Где эта Ирина? Или хотя бы Марина. Сидеть с ним наедине невыносимо.
— Не думал, что ты вернешься, — неожиданно произносит Макар.
— Я не возвращалась, — жму плечами. — Я приехала увидеться с братом и к подруге на свадьбу. Так получилось, что мне пришлось остаться.
— Расскажешь?
— Это долгая история.
— Мы не торопимся. Мой анестезиолог только выехала, операционную еще не подготовили. Я готов послушать.
— Перед отъездом я продала машину, а когда попыталась улететь, мне предъявили налог. Полтора года назад я спокойно улетала домой, мне не предъявляли налоги, а тут… ошибка, видимо. На время разбирательства пришлось остаться, а теперь так вообще… непонятно, когда уеду.
— А говорила, долгая история, — усмехается Макар. — За минуту справилась.
Я непроизвольно улыбаюсь, а затем морщусь от резкой простреливающей боли. Мой стон, сигнализирующий о боли, эхом раздается в кабинете. Я прикрываю глаза и откидываюсь спиной назад, чтобы упереться в стену и не свалиться с кушетки. Меня словно парализует. Я с трудом переношу боль, так как мой болевой порог слишком низкий. Даже в кресло стоматолога я сажусь, предварительно договорившись о седации.