Марина
— Девушка, аккуратнее, — зло бросает пожилая женщина, когда я в спешке невольно толкаю ее в плечо.
Я должна успеть! Должна!
По пути к зданию аэропорта я то и дело посматриваю на часы. Вот-вот будет разрешена регистрация на его рейс, и я больше не смогу попрощаться, не смогу его увидеть. Я даже не успеваю разблокировать его в телефоне и позвонить, чтобы что-то сказать. Я влетаю в здание аэропорта как раз тогда, когда объявляют регистрацию. И его вижу почти сразу. Он стоит в обнимку с моей мамой, а после пожимает руку отцу и обнимает его за одно плечо.
Я больше не могу идти, просто стою и смотрю на то, как он берет в руки сумки и… поворачивается ко мне.
Всего пара мгновений нужно Глебу, чтобы увидеть меня, и еще пара, чтобы бросить сумки и сквозь толпу пойти ко мне. Остановившись в метре от меня, он резко хватает меня за руку и ведет куда-то в сторону, открывает дверь и заталкивает меня внутрь небольшого то ли кабинета, то ли подсобного помещения.
Несколько секунд мы просто смотрим друг другу в глаза. Глеб рвано дышит и прожигает меня взглядом, а я боюсь выдохнуть, чтобы это мгновение не исчезло.
— Зачем ты пришла? — хрипит он. — Заче-е-е-м, Мариш?
— Попрощаться, — выдыхаю. — Я хотела попрощаться, потому что так… так неправильно.
— Знаешь, что неправильно? — с ухмылкой произносит он. — То, что я уезжаю, а ты остаешься здесь. То, что мы расстаемся из-за каких-то чертовых журналистов. Вот что неправильно.
Глеб хватает меня за плечи и чуть встряхивает, а после, будто осознав, что делает мне больно, ослабляет хватку и поглаживает кожу. Я откидываю голову на стену и закрываю глаза. Мне так жутко больно внутри, что я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть.
— Ты чувствуешь? — шепчет он, приближаясь ко мне на небезопасное расстояние.
— Что?
— То, что происходит. — Его ладонь аккуратно ложится на мою щеку, он легонько проводит пальцами по скуле и прижимается ко мне лбом. — Я так не хочу отпускать тебя.
Я мотаю головой, прогоняя дурман, что вскружил мне голову. Я не должна даже думать о нас. Нас не существует. Не может существовать, но сердце отчаянно тянется к нему. Я кладу руки на его плечи и решаюсь поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Там горит огонь, в котором мы оба сгораем, потому что в следующую секунду я абсолютно не осознаю, что делаю.
Вместо того чтобы этими самыми руками оттолкнуть Глеба подальше, я сжимаю красную ткань его свитера в ладонях и притягиваю к себе. Встаю на носочки и тянусь к нему, чтобы поцеловать. Наши губы соприкасаются, Глеб произносит что-то, чего я не понимаю, после чего ухватывает меня рукой за затылок и толкает на себя. Он обхватывает руками мои щеки и целует так, что сердце начинает отбивать чечетку и стучать так, что тяжело сделать даже вдох.