– Дети наверху? – спросила она кота. Он моргнул своими умными зелеными глазами, и она приняла это за утвердительный ответ. Когда она несла его мимо гостиной, кот, застонав басом, вырвался у нее из рук и, спрыгнув на пол, помчался по коридору, скользя задними лапами. В гостиной на банкетке у клавесина сидел Рене, его пальцы бегали по клавишам, исполняя беззвучную мелодию. Он был один.
Эмильен все еще узнавала изуродованное Уильямом Пейтоном лицо Рене. Один невидящий глаз смотрел куда-то поверх ее плеча, цвет его неразличим под белесой пеленой. Другой глаз, выпав из глазницы, свисал, касаясь острого края торчащей скулы. От носа остался лишь обрывок хряща. Рта не было, как и подбородка. Челюсть неестественно повисла под неправильным углом, что объясняло, почему Рене постоянно проглатывает звуки. Насколько Эмильен могла судить, во рту у него ничего не было: ни языка, ни зубов.
– Ох, Рене. – Эмильен опустилась на банкетку рядом с ним.
Чуть позднее, думая об этом мгновении, Эмильен вспомнит, насколько болезненно впору ей пришлось его обезображенное лицо, насколько уместно было слышать этот кошмар от такого жуткого осведомителя. А то, что он рассказывал, внушало ужас. Неописуемый, невообразимый ужас. Ей показалось странным, что она совершенно ничего не почувствовала, когда он взял ее за руку – его прозрачные пальцы скользнули сквозь нее. Когда он закончил рассказывать леденящую кровь правду, она поднялась с банкетки и разгладила юбку. Вышла из комнаты, обошла лужу в коридоре, набрала по телефону полицейский участок и звонким голосом дала оператору адрес дома в Вершинном переулке, где жила Мэриголд Пай со своим племянником.
Перед тем как выйти из дома, она повернулась к Рене.
– Только попробуй забрать ее к себе, – обратилась она к нему.
– Не хотелось бы, – прохрипел он.
Когда бабушка подошла к дому Мэриголд Пай, над головой с треском сверкнула молния, за которой последовал громовой раскат. В то мгновение, когда молния осветила небо, Эмильен заметила, что буквы «Г» в имени Мэриголд Пай на почтовом ящике не было. Она лежала под огромным кустом рододендрона, который отделял дом от дороги. Буква оторвалась, упала вверх ногами и задом наперед и вместо «Г» стала похожа на уголок. «Генри, я наконец нашла твой уголок в кустах», – с мрачной иронией заметила Эмильен.
Входная дверь была открыта, в доме – темно и тихо. Эмильен знобило – то ли от холода, то ли от страха. И все же она обреченно вошла. Нашарив выключатель, зажгла свет. Пол и стены прихожей были забрызганы чем-то вроде краски – таким ярким был красный цвет. В воздухе густо пестрели крапчатые бело-коричневые перья. Эмильен начала задыхаться – ей казалось, что перья лезли в рот, нос, легкие. Она лихорадочно замахала руками.