. К тому же Лора была дочерью выпускника 1920 года, чьи пожертвования колледжу всегда превосходили дары других, даже самых выдающихся выпускников. Лавлорны жили недалеко от Спокана в большом английском особняке в тюдоровском стиле: в библиотеке отец Лоры курил сигары с деловыми партнерами, а мать принимала их жен в чайной комнате. У них имелся табун отмеченных наградами арабских скакунов и коттедж на побережье. Но самое главное, как понял Джек, – никто из Лавлорнов не был странным или необычным. Никто никогда не осмелился назвать кого-либо из них ведьмой.
Даже отец Джека.
Тем жарким августовским днем Джек вошел в аптеку, сел за стойку на один из металлических стульев и заказал крем-соду. Вивиан смотрела, как он пьет через соломинку сиропный напиток. Джек поднял на нее глаза и сказал:
– Я тебя никогда не забуду.
За стойкой моя бедная мать пригнулась пониже, и ее стошнило.
В следующем году весна (а с ней муравьи, тюльпаны и аллергия на пыльцу) пришла рано. Был еще только март, а солнце уже мягко пригревало Вивиан спину. Она сидела на крыльце и ела вишню из плошки, стоящей на коленях. На полу валялись горстки косточек и черенков.
Вивиан ждала. Занятие совершенно неразумное, но у нее не было выбора. За семь долгих месяцев ее тело стало неузнаваемым, и надежда мало-помалу угасала. Вивиан почти не видела эту надежду: месяцы шли, и та уже стала крохотной точечкой вдали. Но она все-таки ждала. Ждала, когда к ней вернется Джек.
Вишневое дерево у дома первым в городе зацвело на целый сезон раньше. Весь январь Вивиан смотрела на розовые соцветия, разбросанные по еще покрытому снегом газону. Теперь дерево буквально ломилось от вишен – таких спелых, что вместо красных были фиолетовыми, и таких крупных, что лопалась кожица и сок, стекая по веткам дерева, впитывался в землю. Банки вишневого джема, который варила Эмильен, и пироги с вишней, которыми торговали в булочной, едва ли сказались на количестве падающих с дерева плодов. К счастью, вишня была единственной пищей, от которой Вивиан не тошнило, хотя врач – тот, что лишь несколько лет назад был ее педиатром, – утверждал, что тошнота уже должна была пройти.
Вивиан вытянула перед собой распухшие ступни: грязь в подошвы въелась еще в феврале, когда перестали налезать туфли. Правда, носить их было незачем. Ни один человек в округе не видел Вивиан с тех пор, как она уволилась с работы за стойкой с газировкой, так как была не в состоянии больше делать вид, что влезает в одежду.
Эмильен расставляла юбки и платья Вивиан с помощью клиньев из разрозненных тканей – это была бесплодная попытка заставить Вивиан снять кружевное белое платье, из которого она не вылезала все семь месяцев, платье с незакрывающейся молнией, которое стало коричневым.