Взяв со стола ключи от пекарни, Эмильен направилась к выходу. Ключи Эмильен держала на кожаном шнурке, гладком от постоянного таскания на шее. Она никогда с ними не расставалась – даже клала рядом на подушку, перед тем как уснуть.
Эмильен вышла на крыльцо и зажмурилась на весеннем солнце. Когда она закрыла дверь, стук молотка Гейба стих, превратившись в слабые глухие удары. В пекарне Эмильен всегда была главной. Даже Вильгельмина не позволяла себе принимать решений, не посоветовавшись с Эмильен. Она вздохнула – вот бы и дома так.
Какой должна быть детская, для Гейба оставалось тайной, и все же он соорудил кроватку, которую поставил у окна. Он как раз думал над цветом стен, когда Вивиан проскользнула в комнату позади него.
– Зеленый, – сказала Вивиан, глядя на ведра с белой и синей краской у его ног.
Подняв глаза, Гейб вздрогнул.
– Какой именно оттенок зеленого?
– Светлый, но не лайм. Как зеленое яблоко. Весенняя зелень.
Гейб согласно кивнул.
– Значит, весенняя зелень.
Гейб очень мало спал и ночью часто делал то же, что и днем: работал по дому, наполняя сны моей мамы стуком молотка и «вжиканьем» пилы. А когда не работал, то праздновал ремонт кремовыми бутылками домашнего пива. В те ночи мама спала без снов.
Гейб смотрел, как Вивиан прохаживается по комнате. Хорошо, что она искупалась. Гейб точно не мог сказать, было ли это делом рук Эмильен или Вильгельмины, но надеялся, что Вивиан сама смыла с локтей вишневый сок и повязала волосы красной лентой. Возможно, что-то хорошее замаячило на горизонте.
Она провела кончиками пальцев по свежеотполированной кроватке, полюбовалась занавесками на окнах. Когда она обратила внимание на крошечную поделку над кроваткой, Гейб затаил дыхание.
– Перья, – сказала Вивиан с блуждающей улыбкой.
– Я подумал… Возможно, это было бы… – Гейб запнулся, не зная, как объяснить, что побудило его собрать сброшенные местными птицами перья и повесить их над тем местом, где будет спать ребенок Вивиан.
Один раз, после особенно сильных возлияний, Гейб, оказавшись в комнате Вивиан, опустился на колени у ее кровати. Неприглядная и неопрятная – ступни покрыты грязью, у насупившегося рта и на ладонях красные круги от сока, – она все равно казалась ему красивой. Он приложил ладонь к выпуклости живота. Если спросит, то он уже придумал имена ребенку. Если будет девочка, то Александрия или Элизе, а если мальчик, то Дмитрий.
Он собрался было отнять руку, но вдруг почувствовал легкий трепет под ладонью. И хотя Гейб знал термин «шевеление плода», он еле сдержался, чтобы громко не рассмеяться: ему почудилось, что это крылья!