Капитолина Ивановна разрешила Надейке ехать, только спросила, тепло ли она одета.
— Я в лыжном костюме, тётя Капа! — кричала в трубку Надейка.— А поверх ш^ба! Валенки? Сухие! Мы только до зверофермы доедем, лисичек посмотрим и обратно. До свиданья, тётя Капа!
Река Тур — главная дорога. Летом — для катеров, для лодок-моторок, для вёртких оморочек. Зимой — для саней, для автомашин, даже для тракторов: лёд толстый, всё выдержит.
Промхозовский «газик» вихрем мчался по заснежённой реке. Дорогу успели укатать с утра. Первым после пурги пробился трактор с санями: повёз в тайгу сено для оголодавших за зиму изюбров. Потом прошли грузовики за дровами, за лесом для строительства. Дороги ответвлялись, всползали на берег, и там, в тайге, люди пробивались уж кто как мог.
На звероферму летом ездили напрямик, через сопки, а сейчас вкружную. Пока ехали по Туру — ничего, а когда дорога запетляла у подножия сопок, тут стало труднее. «Газик» то прыгал по выступавшим из земли корням деревьев, по кочкам, то зарывался в снег и начинал жалобно завывать: «У-у-у, в снегу у-то-ну-у».
Тогда Николай Васильевич выходил из «газика» и налегал плечом:
— Но-о! Пошёл, бедолага!
Ромка тоже выскакивал из машины и тоже налегал плечом. Надейка сидела рядом с шофёром и изо всех сил упиралась в железную скобу перед собой; казалось, что она толкает «газик» изнутри.
— Пошёл, пошёл, бедолага! — повторял Ромка вслед за отцом.
Наконец «газик» трогался, отец и сын бежали следом ещё немного, а потом вваливались в кабину, как медведь с медвежонком. Они и одеты были оба в медвежьи чёрные шубы.
Ромка старался во всём подражать отцу: так же сдвигал над переносицей кустистые брови, так же сдержанно улыбался, так же широко шагал.
Наконец «газик» одолел подъём и стал спускаться в лощинку, где была расположена звероферма.
На звероферму Надейка попала в первый раз. Она с любопытством рассматривала чёрно-серебристых лисиц, которые сновали в проволочных клетках. Клетки стояли на высоких колышках, и солнце просвечивало сквозь них; лисьи тени мелькали на снегу. К каждой клетке примыкал дощатый домик, туда лисы прятались в плохую погоду.
Хотя бы одну лисичку погладить — такие у них пушистые тёмные шубки, так красиво серебрятся они в лучах низкого солнца, будто припорошённые инеем!
— Дикий народ,— солидно сказал Ромка, видно подражая отцу.— Видишь ограду? — Он указал на частокол из лиственничных жердей.— На полметра в землю врыта. Если убежит какая лиса из клетки, не сможет подкопаться, в ограде останется.
Многие клетки ещё пустовали. Вот-вот должны были привезти новую партию лис. Работники зверофермы спешно подлаживали старые клетки, заканчивали новые. Николай Васильевич не стал отвлекать людей от дела, только роздал свежую почту и сам взялся за молоток.