— А если не сойдется, что мы завтра скажем Николаю Ивановичу? — пристально глянул я на Симуша.
— Скажем, что живот болел. Подумаешь! — махнул рукой Симуш.
— У обоих? спросил я.
— Нет. У тебя живот, а у меня — голова,— сказал Симуш.
— Не пойдет,— возразил я.— Пусть у тебя — живот, а у меня — голова. Ладно?
— Не все ли равно? — удивился он.
— Нет, не все равно! объяснил я.— Если только живот болит, то головой можно думать. Ты же животом задачи не решаешь?
Симуш почесал в затылке.
— Верно! — снова удивился он.— И как это я не подумал? Тогда скажу, что у меня тоже голова болела.
— Нельзя,— отрезал я.
— Почему нельзя?
— Николай Иванович не поверит. Сразу у обоих, ты что? Скажи, что у тебя с глазами случилось несчастье,— научил я его.
— Не болят же, глаза-то! — воскликнул Симуш.
— А моя голова? — спросил я его в свою очередь.
— Верно,— вздохнул Симуш.— Как же быть?
— А ты завяжи один глаз бинтом… и все.
В это время кто-то засвистел под окном. Мы выглянули на улицу. У забора на лавочке сидели ребята. Оказывается, из другой деревни пришла команда. В прошлый раз мы их обыграли, теперь они решили взять «реванш». Конечно, отказаться от игры было бы нечестно.
— Пойдем что ли? — спросил Симуш, но на всякий случай осведомился.— А как же задача? Ладно,— подумав, сообщил он.— Придумаем что-нибудь.
Мы побежали с ребятами на луг. Началась игра. Матч продолжался до самой темноты, пока мяч еще можно было в траве найти. Но возвращались мы все довольные,— отыграться «противнику» не удалось…
На другой день не успел я позавтракать, как забежал Симуш. Я тут же выскочил из-за стола.
— Куда в такую рань? И школа-то еще, поди, на замке,— спросила мать, выходя из чулана. В руках она несла кунгра[2] с мукой.
— Надо, мама! — сказал я твердо. И важно, как отец, снял с гвоздя фуражку.— Сегодня пораньше велели явиться.
Школа наша в соседней деревне. Пока доберешься, многое можно передумать.
Едва мы вышли из деревни, Симуш оглянулся и, увидя, что за нами никого нет, торопливо вытащил из кармана бинт.
— На, скорей перевяжи правый глаз, пока нас никто не видит,— приказал он,— Только бы сегодня все обошлось нормально, а там видно будет…
Я стал перевязывать Симушу правый глаз, но повязка ложилась неровно, бинт почему-то ускользал у меня из рук.
— Быстрей ты,— зашипел Симуш.— Как бы ребята не заметили!
— Поспешишь — людей насмешишь. Дело аккуратность любит,— наставительно успокаивал я друга.
Когда я, наконец, закончил перевязку, Симуш успокоился.
— Молодец, из тебя со временем врач выйдет,— сказал он, благодарно сверкнув на меня своим единственным глазом.