– А это еще тут зачем, извините, пожалуйста? – иронично поинтересовался он. Пауки не ответили, просто так же безмолвно стали разбегаться по сторонам. Их миссия явно была выполнена.
– О чем ты?
– О той бестолочи, что пялится на тебя, кудахтая от восторга.
Я завертела головой, но никого не увидела.
– Рёхх? – догадалась я.
– Рёхх, – скривился Талвани, глядя на пустое место на гравийной дорожке перед нами. – О нет, мой хороший, – его голос приобрел покровительственные нотки. – На тебя я свою магию тратить не буду. Преклони колени так, а потом явись, чтобы моя спутница также могла тебя видеть, и объяснись – за каким гурхом паучки оришейвы устроили нашу встречу? – Артефактор на мгновение вскинул верхнюю губу, неприятно ощерившись и тем самым намекнув, что он и без магии сможет, если захочет, кое-кем закусить.
«Преклони колени». Ничего себе у Тилваса требования к коллегам, я вам скажу.
Несколько секунд ничего не происходило, а затем на дорожке неожиданно появился… павлин.
Очень крупный павлин с огромным синим хвостом, который, раскрывшись, всматривался в меня бесконечным множеством «глазков». Несколько перьев, впрочем, были уродливо сломаны. Странно курлыкнув, павлин повернулся сначала одним боком, явно красуясь, потом другим, потом слегка потрепыхал перышками.
Этого рёхха звали пурлушэм. Я знала, что он принадлежит к робким духам, хотя при этом символизирует величие, неподкупность и вечную славу.
Пурлушэм между тем клекотнул очень недовольно.
– Твоей смертной спутнице не нравится мой облик? – почти прошипел он, обиженно мотнув хохолком.
– Просто таких, как ты, она ест по праздникам, зажаренными на вертеле и набитыми красными ягодами, поэтому радуйся, что она еще тебя не ощипывает, – посоветовал Тилвас.
Я ни разу в жизни не ела павлинов, но возмущаться не стала – в отличие от пурлушэма. Ахнув, рёхх быстро закрыл-открыл свой хвост, и вдруг вокруг него образовалось блестящее облако дыма, из которого мгновенние спустя выступил… человек.
Синеволосый, как самый настоящий шэрхен, с очень горбатым клювом-носом, в изысканном плаще сине-зеленых тонов и с лаковой тростью.
– Так лучше? – улыбнулся пурлушэм мне. – Или так? Или так?..
Его облик менялся, приобретая то более атлетичную, то худощавую форму, становясь выше и ниже, меняя прическу и черты лица. Только плащ и трость оставались незыблемы. У меня закружилась голова от такого многообразия мужиков.
– Хватит выпендриваться, пурши, – как бы мимоходом посоветовал Тилвас. Голос Талвани прозвучал холодно и раздвоенно, глаза полыхнули красным, черты лица заострились, и павлин, забывший, кажется, о Талвани, вдруг побледнел и остановился на каком-то случайном облике глазастого доходяги. – Зачем ты здесь, объяснись?