Я не смогла договорить. Слова потерялись.
– Я тоже так думал, – тихо, надтреснуто сказал Талвани. – Я не мог не верить.
Убит.
Убит.
Убит.
Сквозь белое марево слез я будто воочию видела, как проносятся и тают образы, в которые мы поверили в эти последние дни. Мокки приводит в порядок квартал и придумывает новые авантюры. Тилвас – свободный, как ветер, вновь становится заклинателем. Я погружаюсь в миры книг и сцены. Мы втроем в убежище – в золотом закатном свете, легкие руки, шальные улыбки, совместная тайна, большие мечты.
Все кончено. Ничего не сбудется. Смерть опять выиграла.
То ли вой, то ли плач вырывался из моей груди. Тилвас протянул руку, чтобы закрыть глаза и рот мертвецу.
И вдруг ладонь артефактора замерла. Поколебавшись, Тилвас судорожно вдохнул и стал шире раскрывать челюсть погибшего Бакоа.
– Что ты делаешь? – надреснуто спросила я.
– Пирсинг, – очень медленно протянул Талвани. – У Мокки проколот язык. А у него – нет.
– Но…
Металлического шарика на языке действительно не было.
Мы с Тилвасом замерли, напряженно глядя друг на друга. Мое сердце билось так рвано, так криво, что, казалось, сейчас разорвется на куски. Надежда замерла на пороге души, не уверенная, что ей можно входить.
– Я не понимаю, – выдавила я.
Тилвас долго молчал, не отвечая. Потом положил ладонь на лоб Бакоа и шелестяще шепнул:
– Ostende te.
«Проявись». Его пальцы замерцали мягким оранжевым светом, и чары стали развеиваться.
По мертвому телу прошла слабая рябь, как вздох, как последнее дуновение летнего ветра перед началом осени. Золотистая дымка окутала Мокки, и под ней медленно перетекли черты лица. Неохотно сменился рост и одежда, волосы, кожа, обувь. Одно оставалось прежним – смерть, сковавшая тело. И решимость в мертвых глазах.
Вместо Мокки перед нами лежала Галаса Дарети.
Боги-хранители…
При виде погибшей целительницы меня пронзила глубокая печаль, но по сравнению с прежним горем, выворачивающим суставы, она казалась почти облегчением.
Вот почему она так смотрела на меня в последние дни. «Будущее в моих видениях необратимо». Она видела, что горфус метнет в меня колдовской кинжал и что Мокки шагнет под него, пожертвовав собой. И тогда она исправила… что могла.
Наверное, она не сразу решилась. Наверное, ей было очень нелегко сделать этот выбор.
Я вспомнила, как в убежище Галаса и Мокки играли в покер, и в какой-то момент, какую бы карту ни вытягивала себе целительница, они все были тузами.
– Что за шутки, вор? – добродушно рассмеялась она тогда.
– Поддаюсь тебе как могу, – проворчал Бакоа. – Иначе ты меня никогда не обыграешь. А так – подменил пару карт, и все вроде как счастливы. Кое-кто бездарный победил первый раз в жизни, а я хоть пальцы размял.