Они чинно поклонились друг другу: исполинская белая птица и аристократ, каким-то чудом сумевший держать равновесие в лодке, которую волны швыряли туда и сюда, пытаясь разбить в щепки.
Эндольф исчез, а нас ждал долгий, бесконечно долгий путь сквозь штормовое море. Три живые души на лиги ночи вокруг, огоньки, льнущие друг к другу, чтобы умножить тепло.
Мокки и Тилвас сидели на веслах, я вычерпывала воду, а мертвая Галаса будто спала, уложив голову на моток рыбацких сетей. То и дело каждый из нас надолго вперивал в нее невидящий взгляд. Казалось – коснись, потряси за плечо, и Галаса очнется.
– Она бы хотела, чтобы мы похоронили ее в Лайстовице, – сказала я.
– Согласен. Но нам туда нет входа: долина под защитой, и только Галаса знала, как снять ее, – покачал головой Талвани.
Бакоа вдруг криво ухмыльнулся:
– «Знала только Галаса» и «я не знал» – разные вещи, аристократиш… Тилвас.
Талвани цепко прищурился.
– Она показала руну-ключ мне, – пояснил Мокки, – утром после вашего ритуала. И тогда же, видимо, «сохранила» себе мою внешность при помощи заклинания – это был странный эпизод, но в тот момент я неверно трактовал его. Крайне… неверно, – судорожно выдохнул он.
– Ты и не должен был понять, – утешающе сказал Тилвас. – Она бы не хотела этого.
– А чего она хотела, а?! – на мгновение вскинулся Мокки, но вспышка тотчас утихла, сменившись болью.
– Чтобы ты жил, – хором сказали мы.
Бакоа опустил глаза. Потом потер запястья, вновь посмотрел на Галасу и одними губами шепнул: «Спасибо…»
Потом перевёл серьезный взгляд на меня:
– И тебе спасибо.
На Тилваса:
– И тебе. Зелье подводного дыхания уже заканчивалось, когда вы нашли меня. Ещё бы пара минут – и все.
– Да куда же мы без тебя, бестолочь, – вздохнул Тилвас.
– Как ты меня сейчас назвал?!
Талвани улыбнулся. Мокки вздохнул, но потом тоже улыбнулся. То ли робко, то ли просто ужасно криво – с непривычки. Они посмотрели на меня, третьего участника нашего тайного клуба, возникшего так быстро, но будто бы бывшего всегда, и Тилвас коснулся рукой фонаря, который я придерживала на мысу лодки. Свет стал гореть ровнее.
– А какая руна ведет в Лайстовиц? – спросила я.
Мокки изобразил на своем колене нечто, похожее на угловатую букву «Р». Мы с Тилвасом переглянулись.
«Вуньо». «Радость».
И вдруг шторм утих.
Волны опали, сменяясь полным штилем. Мягко растворилась небесная мгла, являя небо, полное звезд, своей щедростью похожее на прилавок ювелира. Луна выплыла из-за последней тучи и простерла по морю жемчужную ленту. Из темно-синих глубин поднялся планктон. Запели ночные птицы-ныряльщики.