Рано утром мы с Прошкой и Джанибеком выехали в Лопухинку. Болотник от лошади отказался.
— Мне пешком привычнее, — смущённо объяснил он. — Где полем пройду, где лесом, а где — болотом. А возле Лопухинки уже вас и встречу. Там мост через мой ручей будет — мимо не проедете.
С этими словами он потрепал по шее шейлуньского червяка, который вылез из-под земли поглазеть на наши сборы. Червяк обнюхал болотника и потёрся о его ногу.
Ну и сторож, бля!
Мыш собрался с нами.
— Перемена мест способствует развитию личности, — объяснил он, привычно надевая на голову чайное ситечко. — Да и родню в Лопухинке надо проведать.
— Мыш, — спросил я. — А есть такие места, где у тебя нет родни?
Мыш задумался.
— Мир огромен, — наконец, ответил он. — Вполне вероятно, что в нём найдутся уголки, где ещё не ступала мышиная лапа.
Сытин отсыпался. Накануне он перевернул вверх тормашками весь княжеский терем, разыскивая мару, которая сожрала боярина прямо на глазах у князя.
От моей помощи Сытин отказался.
— Вали домой и собирайся в Лопухинку, — сказал он. — Чует моё сердце — Хвороба неспроста так рвался туда. Разнюхай всё, как следует и выясни — что там понадобилось Хворобе.
Сам Хвороба мирно сидел в камере у Никиты Ильича по соседству с демонами. Сытин велел ни под каким предлогом не выпускать его из темницы.
— Даже если сдохнет — труп из камеры до моего прихода не выносить!
Но, по словам Никиты Ильича, Хвороба был живёхонек. И даже пил чай с пряниками, которые прислал ему князь Всеволод.
Очередную тему для догадок подкинул Гиппократ Поликарпыч. Рассматривая труп боярина Никодимыча, он между делом сказал Сытину:
— Выпотрошил я вашу самочку. Любопытный экземпляр.
— Какую самочку? — не понял Сытин.
— Летучую мышь, которую вы привезли. Мару, или как ты сказал, Вася?
— Гиппократ Поликарпыч! Какая, на хер, самочка? Это нежить! Она на моих глазах бесплотным облачком витала, — изумился Сытин.
— Не знаю, чем она витала, — возразил Гиппократ Поликарпыч. — Но яйцеклад и всё, что к нему полагается, у неё есть. Кстати, это не летучая мышь. Скорее, что-то среднее между птицей и ящерицей.
— Охренеть! — хором сказали мы с Сытиным. — Получается, эта тварь ещё и яйца где-то могла отложить?
— Запросто! — ободрил нас доктор, поправляя очки.