Бля!
Похоже, пора что-то решать, Немой! Девка сама не своя. Да и понятно — ты молчишь, как пень, а сама она навязываться не хочет. Ты же у нас князь невъипенный!
Я чуть было не вынул зеркальце снова. Но решил отложить разговор до возвращения. Глаза в глаза — так оно лучше будет.
Поворочался с боку набок, поудобнее устраиваясь на сене. Здесь заночевать, что ли?
Сено зашуршало. Из него вынырнул Мыш.
— Слушай, Немой, — сказал он. — Поговорить надо.
— Давай!
Я обрадовался возможности отвлечься.
— Тут такая ерунда, — смутился Мыш. — Короче, у Марьи в подвале мышка одна живёт. Ну, и это...
— Мыш! — заржал я. — Ты опять за своё? У тебя же семья в Старгороде!
— Да это случайно получилось! — развёл лапами Мыш. — ты только не ляпни никому. А то, знаешь... я не объяснюсь потом.
— Это уж точно, — ухмыльнулся я. — Ладно, я — могила. А на фига ты мне вообще это рассказал?
— Как на фига? Мы же скоро уедем. А она тут одна останется, с детьми. Детей кормить надо.
— Ипать, Мыш! Как ты успеваешь только?!
— Ну, оно как-то так получается, — вздохнул Мыш. — Слушай, Немой! А нельзя ли им какое-нибудь содержание от князя, а? Им много не надо! А я бы их навещал.
— Можно, конечно, — согласился я. — Только я его из твоего жалованья вычитать буду. По справедливости.
Я ещё немного полюбовался страданиями Мыша, потом сказал:
— Ладно! Что мы, не договоримся, что ли? Всё решим, Мыш, не переживай! А может, их тоже в город перевезти?
Мыш почесал в затылке.
— А можно?
— Да почему нет-то? Там они у тебя под присмотром будут. У Марьи и поселятся. Она их не обидит.
— Спасибо, Немой!
— Да не за что, — ухмыльнулся я. — Но ты давай, завязывай с этим блядством, философ. Старгород не резиновый.
***
Мы поднялись спозаранку — солнце только-только карабкалось из-за горизонта в затянутое прозрачными облаками небо. Ночь выдалась ветреная, и облака словно размазало по небосводу тонкой рваной пеленой. К утру ветер утих, и теперь облака висели почти неподвижно, еле заметно уплывая к западу.
— Ильюха, — сказал я Марьиному сыну, — пробеги по деревне. Пусть к полудню народ соберётся у мельницы. Будем решать, что делать со старостой и кузнецом.
Джанибек неторопливо седлал лошадей. Лошадь Архипа он снова запряг в телегу, и она стояла, смирно повесив голову.
Мы с Прошкой пошли проверить арестантов.
— Не боишься, Немой, что они между собой сговорились за ночь? — спросил меня Прошка.
Бля! О такой херне я как-то не подумал. Тоже мне, следователь херов!
Мы подошли к сараю и прислушались. Внутри было тихо. Я отодвинул засов.
Кузнец лежал на спине, запрокинув голову. Нос его заострился, глаза и рот были открыты. Лицо посинело. На шее виднелся кровоподтёк.