— Ничего, Никита Ильич! Недолго осталось. Вот, Немого дождались — теперь и с Хворобой разберёмся.
Я проглотил остатки пирожка и мрачно посмотрел на Сытина.
— Ну, и чего мы время тянем? Меня ждут, между прочим!
— Глашка? — улыбнулся Сытин. — Сейчас, Немой. Божен явится, и пойдём. Со всех сторон Хворобу обложим, чтоб точно промашки не вышло.
Ни хера себе! Видать, Сытин серьёзно отнёсся к тому, что Хвороба может быть кощеем. Вон, даже священника задействовал.
Божен явил, когда я уже съел последний пирожок и печально смотрел на пустую тарелку. Подмышкой святоша держал деревянную шкатулку размером с коробку для обуви.
— Привет, Немой! — поздоровался Божен. — Слушай, меня Сытин совсем загонял! Скажи хоть ты ему! То камеру освяти, то печати наложи! Теперь от службы оторвал. У меня, между прочим, своё начальство есть!
— Ладно тебе, Божен! — ухмыльнулся Сытин. — Хорошо же сидели, чего ты начинаешь? Кстати! А как ты в темницу без пароля прошёл?
— Как-как, — передразнил Сытина Божен. — Божье слово любые двери отворяет.
— Охереть! — удивился Сытин.
Он порывисто поднялся из-за стола.
— Ну, идём!
Мы вчетвером подошли к камере Хворобы.
Бля!
Это была та самая камера, в которой сидел я, когда только-только попал в Старгород!
Божен отдал Сытину шкатулку и снял с шеи крест. Протянул его к двери и одними губами забормотал молитву.
Интересно, святош специально учат так говорить, чтобы никто не разобрал?
Дверь завибрировала с лёгким гудением. На сером металле проступила ослепительно-белая круглая печать с рисунком креста внутри. Печать вспыхнула и погасла.
Божен отступил на шаг и махнул рукой Никите Ильичу.
Начальник темницы вставил в замочную скважину ключ и с лёгкими щелчками повернул его три раза. Дверь открылась.
Окаменевший демон по-прежнему торчал из стены. Только теперь он был замазан раствором. На кирпичной лежанке лежало всё, что осталось от боярина Хворобы. Высохший скелет, завёрнутый в длинную шубу.
— Значит, план такой, — сказал Сытин. — Нам надо похоронить боярина так, чтобы он больше не воскрес. Сначала ты, Немой, аккуратно пошинкуешь его своим мечом. Потом Божен, как положено, прочитает молитву. Дальше моя очередь. Я испепелю то, что останется. Пепел запаяем в серебряную урну — для боярина ничего не жалко! Ну, и похороним — опять же, с молитвой.
Говоря, Сытин по очереди обводил нас взглядом.
— Всё ясно?
Мы кивнули.
— Ну, и хорошо. Начинай, Немой!
Я вытащил из ножен меч.
Передо мной лежало тело моего врага. Тело человека, который послал на смерть моих родителей. Тело кощея, который питался чужими жизнями, чтобы продлить собственное тошнотворное существование.