Медсестрица Марина была по-прежнему чрезвычайно хороша лицом, и все также грудаста и фигуриста. А коротенькое изящное пальтишко, в которое она втиснула свои пышные формы, только подчеркивало ее и без того выразительные прелести.
— Привет! Как чувствуешь себя? — насмешливо произнесла она.
А жизнь-то налаживается сама по себе, пронеслось в мозгу. Уж чего-чего, но этой встречи от судьбы я не ожидал. Марина выглядела настолько жизнерадостно, что и мое лицо непроизвольно расплылось в улыбке. Такой улыбке, которой обычно мужская особь улыбается очень привлекательной женщине. От таких улыбок за последние полгода я отвык. Что ж, значит, и я богоугодный человек, если мне ниспослана такая радость. Да еще так кстати.
— Здравствуй, душа моя! Все было очень плохо. Но вот увидел тебя и опять захотелось жить, — честно ответил я, заинтересованно осматривая ее фигуру.
При этом незаметно перемещая свой портфельчик в область живота, чтобы скрыть стремительно растущую радость в паху. Что тоже было непривычным в последние полгода.
— А вот ты опять меня удивила! — нужные слова, отряхиваясь от паутины и нафталина, сами лезли из мозга на язык.
— Чем это? — глаза ее смеялись, но было заметно, что мое словоблудие и реакция моего, оказывается, измученного воздержанием организма доставляют ей удовольствие.
Она еще раз поправила прическу и вновь поощрила меня улыбкой.
— Красотой своей неземной, — продолжил я. — Ты и раньше была божественно хороша, а теперь и вовсе глаз не оторвать! Как тебе это удается?
— Ты, Сергей, болтун и бессовестный обольститель! Опять же, ты хоть и милиционер, а на руку, оказывается, все же нечист. После твоей выписки у тебя под матрацем две подшивки «Советской милиции» нашлись. И газеты ты от телевизора к себе в палату почти все перетаскал. Так что, приличным девушкам от тебя лучше держаться подальше — с легкой укоризной посетовала приличная девушка.
Но было заметно, что прямо вот сейчас покидать меня ей не хочется.
Мне тоже категорически не хотелось так быстро прерывать встречу с той, из-за которой почти каждую ночь, проведенную на казенной больничной койке, я засыпал с нереализованной эрекцией. Надо было срочно забалтывать, вернее, прибалтывать этот цветущий секс-символ милицейской медицины. И я начал переводить стрелки с себя вороватого на нее нетактичную.
— Наговариваешь ты на меня, солнце мое, грех это! — произнес я, сделав по возможности самое искреннее и печальное выражение лица. — А ведь могла бы, наоборот, помочь бывшему больному, — я грустно вздохнул, глядя на девушку.