В свободные от библиотеки вечера Аргези продолжает писать и, как всегда, бросает в огонь почти все написанное. То, что не предает огню, переписывает в тетрадь, которую всегда носит с собой. После откровений митрополита Иосифа о содержании папки с розовыми тесемочками он стал осторожней. Стихи этого времени о любви, о приобретениях и потерях, ему они напоминают черные агаты, в которых очертания узоров еле-еле уловимы.
«Темень какая, мрак непомерный! Кто там стучится из этой бездны? Ни луна, ни фонарь, ни пламень свечи неверный. Не озаряют предметов окрестных…»
Неясность, неопределенность, стремление вырваться из душного, страшного мира «мертвого дома», найти спасение бьется пойманной птицей в строках:
«Кто там в черном? Что за скиталец усталый? Словно гвоздем, окровавленным ногтем стену царапавший… Эхом боли немалой ему откликаются рапы мои — мгновенно. Кто бродягой усталым стоит у дверей?»
И ответ последует неожиданный, страшный:
«— Язык мой сух, золы грубей… Дальше идти сил уже нет… Я пить хочу! Отвори, сосед. Вот — кровь, вот слава, вот манна, а вот и отрава, я удрал с Креста. Возьми меня на руки, спрячь поскорей».
Заполненную стихами тетрадь с общим названием «Черные агаты» он посылает по почте в Бухарест своему лицейскому другу Николае Коче, вернувшемуся из Парижа домой. «Ты только никому ее не показывай», — писал Аргези. Кочя то ли не обратил внимания на записку, то ли не послушался, потому что многие литературные издания Бухареста начинают печатать стихи из той тетради. Кто-то (до сих нор это осталось тайной) собирает газетные и журнальные публикации, сброшюровывает их и распространяет. «Черные агаты» начали свою самостоятельную жизнь без ведома автора.
Генералу иезуитов не терпелось. Через несколько дней он снова приглашает к себе Аргези. На этот раз разговор был прямой и недвусмысленный — он обязан принять католичество и стать воином ордена иезуитов. Не исключено, что его услуги понадобятся и в самом Бухаресте, но об этом разговор потом, когда все формальности будут соблюдены и обучение окончено. Да, пока необходимо прояснить еще одно обстоятельство. Бухарестский посланец во время пребывания в Париже, видно, не терял времени зря. Вот письма на его имя от некой Романицы Манолеску. Она пишет о связи Аргези с поэтессой Констанцей Зису. Это же грех!.. Тут пусть уж молодой человек не сердится, но письма подвергаются просмотру — таковы правила, записанные в уставе обители еще со времен Игнатия Лойолы. Кстати, прочитал ли Аргези «Духовные упражнения» и «Конституцию» Общества Иисуса? В библиотеке имеются экземпляры, которые держал в руках сам святой Игнатий. Прочитал? Похвально. Так, оказывается, гость духовно уже подготовлен к принятию католичества? Да, еще относительно последнего письма. Вот оно. Грех, о котором сообщается, нс будет принят во внимание. Париж далеко…