В однообразие тюремной жизни врываются неожиданные, радующие душу события. Приехавший напыщенный генерал вдруг заметил, что у одного заключенного прицеплена к груди яркая вишневая хризантема.
— Это что означает? — грозно спрашивает генерал у сопровождающего офицера.
— Это не наш заключенный, господин генерал, он из неосужденных… — выкручивается офицер.
— И что, если неосужденпый! Он в тюрьме, а не на Каля Виктории, болван!
Офицер явно лжет, говоря о том, что заключенный с хризантемой только что прибыл сегодня.
— А почему не обыскали? Ты знаешь, что означает красный цвет? Знаешь? — нажимает генерал.
Положение спасает вышедший из крыла для политических полковник. Он отдает честь генералу и шепчет ему что-то на ухо.
— Кто позволил? — спрашивает генерал. — Кто позволил?! Всех в карцер!
Полковник сообщил генералу, что в отделении политических заключенных был обнаружен целый букет вишневых хризантем — там праздновали победу венгерской революции.
Параскиве снова разрешили свидания. Чего стоило это Гале Галактиону, только один он знал. Сегодня Параскива принесла плохие вести: Раду убили…
— Его еще зимой призвали в армию…
Аргези изменился в лице.
— В Будапеште. Домника как получила это известие, совсем растерялась, ходит к нам, смотрит на Элиазара и все спрашивает: «Правда, Элиазар, что дядя Раду не убит, правда?» Элиазар не знает, что ответить, он так любил дядю Раду. Он плакал, когда его взяли в армию. А сейчас спрашивает меня, за что убили Раду. А я откуда знаю, что ответить.
Надзиратель, подслушивавший разговор, прервал Параскиву:
— Вам осталось еще пять минут, но о том, о чем вы разговариваете, запрещается говорить.
Когда Параскива ушла, Аргези спросил надзирателя:
— А думать об этом можно?
— О чем?
— О том, о чем запрещается говорить с женой.
— Это уж как вам захочется. На этот счет у нас нет никакого приказа господина директора.
А господин директор человек очень серьезный. Он здесь бог, король и премьер-министр. В его руках хлеб, нож и нагайка. Хочет — отрежет ломоть, хочет — исполосует нагайкой. Но не дай бог оказаться под ударами его пудовых кулаков! И особенно когда обнаруживается какой-либо непорядок, тогда устраивается «директорское расследование». Господин директор появляется в полном блеске парадной формы тюремного главнокомандующего — сшитый по талии в тюремной мастерской черный мундир, сверкающие позолотой пуговицы, фуражка с высокой кокардой, на которой скрещены символы директорской власти — ключ и карабин. Доведенные до глянца сапоги подчеркивают мощь директорских ног, которыми он также не брезгует «щекотать ребра» заключенных. На директорских пальцах сверкают дорогие перстни — то ли для красоты, то ли для амортизации ударов — слишком костлявые скулы у этих ничтожеств.