Тудор Аргези (Видрашку) - страница 99

После выхода из тюрьмы он послал Йорге короткую телеграмму и выразил благодарность за помощь, но идейно остался его противником.

Сражение Аргези с несправедливостью и с самим собой не утихает ни на единое мгновение.

Вот строки из стихотворения «Портрет».

«Участие нежное, слезы печали заключены во мне, но если черная молния ранит в кровь мои веки, — не верь тогда в пощаду: во мне воспрянет, восстанет железный зверь».

В другом стихотворении, в котором угадывается сам Аргези, мы читаем:

«Я тот, которого провидел в снах своих, разыскивал и выдумать мечтал. Дабы пробился в мусоре насущностей людских свет благородства, разума кристалл. Кто в силах незапятнанным остаться и в грязи, кто путь до неба в силах одолеть и кто железным будет впредь, тому какая ржавчина грозит?!»

Помочь насущностям людским пробиться к свету благородства и разума… А как?


Выход Тудора Аргези из тюрьмы был встречен с восторгом всей прогрессивной общественностью страны. Но к нему пытаются подбирать ключи и друзья Николае Йорги, могущественная семья потомственных румынских помещиков Брэтиану, представители которой не раз возглавляли румынское правительство. В свое время именно правительство Брэтиану посадило Аргези в тюрьму. Сейчас же, в разгар шовинистической пропаганды националистического хора румынской буржуазии, писателя приглашают для беседы.

На квартире у Иона Брэтиану собралось все руководство либеральной партии, и Аргези предлагают организовать издание главной газеты партии и быть ее директором.

— Для газеты прежде всего нужна бумага, — пошутил Аргези.

— Мы закажем бумагу, какую пожелаете, — был ответ. Его шутку не поняли. Аргези тогда спросил:

— А какова будет программа газеты?

Руководители либералов посмотрели друг на друга и сказали:

— Программу определите вы… Ведь для этого вас пригласили…

— Хорошо, — ответил Аргези. — Но я приучен с детства писать только своими чернилами.

Либералы ничего на это не ответили, они делали вид, что не понимают смысла сказанного.

В феврале 1922 года выходит первый номер «Румынской мысли». Ее директор — Тудор Аргези. В этой газете он публикует ряд собственных стихотворений, переводы из Шарля Бодлера, серию псалмов в прозе под названием «Одинокий псалмописец». Вокруг «Румынской мысли», а главным образом вокруг Аргези, собираются молодые литературные силы страны.

Но либералы требовали программы, а вернее, чтобы Аргези осуществлял их программу. Работать по указке редактор не умел и вскоре ушел из «Румынской мысли».

С Галой и с вернувшимся из Советской России Коней Аргези проводит вечера, вспоминая давние заседания кружка социалистов на улице Полукруга. Коня восторженно рассказывает об октябрьских событиях в Петербурге, о том, как отражала молодая Советская Республика атаки объединенных сил международного империализма.