И я это делаю. Прощай, Таллия, — Каван внезапно дёргается ко мне и целует меня в лоб.
Я в полном шоке сижу на полу, наблюдая, как он уходит. Он даже не оборачивается, скрываясь за стеллажами, а я поверить не могу в то, что Каван так просто отказался от меня. И в то же время я благодарна ему за честность. А как же боль? Почему сейчас мне так больно от его слов и решений? Мы ведь могли стать друзьями.
Но не станем.
Мои глаза щиплет, и по щекам текут слёзы. Не могу объяснить своего состояния, но я чувствовала себя так же, когда умер мой брат.
Я словно потеряла в этом мире человека, который был для меня важен. Но Каван был не так важен для меня, как мой брат. Брат был родным и близким, а Каван временным, и то я не хотела с ним видеться. Тогда почему мне так грустно?
Доезжаю до дома на автомате, постоянно думая о Каване.
Кажется, я слишком сильно привязалась к нему или очень долго на него смотрела, раз мне не хватает его уже сейчас. Я злюсь на себя за то, что обидела Кавана, не поняла его и не смогла принять. Он так одинок, чёрт возьми, и не менее раним, чем я. Каван считает меня слабой. Это обидно. Я всегда думала, что я сильная, раз смогла сбежать от матери и начать новую жизнь. Оказывается, я в себе ошибалась или во мне ошибся Каван, но не хочу проверять это.
— Ты ещё обижаешься на меня?
— Что? — Моргаю несколько раз и поворачиваю голову.
Ал протягивает мне бокал с водой.
— Я спросил, ты всё ещё обижаешься на меня за то, что было утром? — повторяет он.
— А что было утром? — удивляюсь я.
— Если ты не помнишь, то, значит, я прощён, — улыбается Ал и ставит на стол тарелку с яблоками.
Моё сердце болит вновь.
— Она врала мне, — шепчу я.
— Не понимаю. — Друг садится рядом со мной за небольшой столик.
— Моя мама, она врала мне всю мою жизнь. Вчера Каван отвёз меня в клинику и оплатил расширенный анализ крови на аллергическую реакцию. Утром пришли результаты, но я боялась их увидеть. А потом… пока он спал и обнимал меня, то передал мне свои силы. Мне было не страшно рядом с ним. Я посмотрела результаты анализов, и оказалось, у меня ни на что нет аллергии.
Совсем ни на что. Я могу есть всё что угодно, — произношу и поднимаю голову на Ала.
Он с печалью и сожалением смотрит на меня, затем находит мою руку и сжимает её.
— Мне жаль, Тэлс, но мы это подозревали.
— Да… да. И всё же так больно. Я не понимаю, за что она так поступила со мной? Почему была так жестока ко мне? Она, вообще, хоть когда-нибудь любила меня? Я больше не хочу её видеть.
Не хочу помнить о ней и испытывать боль из-за обмана. Если родной и близкий человек вот так ужасающе поступает со мной, как я могу верить другим людям? Выходит, что все врут?