Осенью 1923 года, а если быть совершенно точным, то в субботу, 21 сентября, во второй половине дня, из невысокого двухэтажного особняка на рю Колизе, принадлежавшего русскому промышленнику Третьякову, вышел коренастый чернобородый мужчина.
У стоянки таксомоторов мужчина чуть замедлил шаг, оглянулся на зашторенные окна особняка и побрел своей дорогой. Ничто не выдавало в нем состоятельного господина с туго набитым бумажником — ни дешевая, прошлогодней моды, одежда, приобретенная, скорей всего, по случаю сезонных распродаж, когда цены снижаются почти вдвое, ни заурядная внешность и манеры бедного изгнанника, длительное время лишенного жизненных благ.
В тот же вечер чернобородый умчался экспрессом в Берлин, взяв билет первого класса. Провожающих на вокзале не было, как не было и встречи в Берлине: путешествовал он в одиночестве, общения с людьми не искал. И по-видимому, очень спешил, потому что через двое суток уже находился в комфортабельной каюте немецкого парохода «Святая Каролина», следующего пассажирским рейсом Гамбург — Ревель.
Ревельское его житие также оказалось непродолжительным. Сняв номер в гостинице «Золотой лев», чернобородый сытно пообедал, нанял извозчика, не спрашивая о цене, и направился в Вышгород. На Рыцарской улице, возле дома № 5, он отпустил лихача. Весь первый этаж этого дома арендовало паспортное бюро посольства Великобритании, и у подъезда здесь бессменно дежурил полицейский.
Нормальные визитеры паспортного бюро были приучены к медлительным порядкам тихого английского учреждения. Впрочем, чернобородому не пришлось ждать. Вышколенный секретарь встретил его приветливой улыбкой и немедленно проводил в кабинет мистера Эрнста Бойса, редко кого удостаивающего личной аудиенции. Беседовали они с глазу на глаз более часа.
После встречи с главой паспортного бюро чернобородый путешественник повел себя и вовсе замысловато. Освободился от маленького дорожного саквояжика, бросив его на произвол судьбы в гостиничном номере, утратил внезапно вкус к путевым удобствам. Из Ревеля отправился дальше на попутной крестьянской подводе, да и то на ночь глядя, под мелким, моросящим дождичком, зарядившим, судя по всему, надолго.
Путь чернобородого, как читатель, наверно, успел догадаться, лежал к советской границе, которую он и перешел в глухую предрассветную пору близ Усть-Нарвы. Тайную тропу через заболоченный кустарник указали ему местные контрабандисты, благо вознаграждение было достаточно щедрым.
Добравшись до Гатчины, чернобородый сел в ранний утренний поезд и в обществе говорливых молочниц, везущих свой товар по условленным адресам, благополучно доехал до станции Лигово. В беседы с женщинами не вступал, всю дорогу упорно помалкивал.