Но почему же тогда засело в голове это странное совпадение, мешая жить и работать? Чем бы ни занялся, о чем бы ни размышлял, непременно возвращаешься мыслями к нему и, главное, видишь, почти осязаемо представляешь страшную расправу фашистов над твоим беззащитным товарищем. Нервы, надо полагать, разыгрались, сказывается переутомление.
Печатник был едва знаком с Костей Угрениновым. Частенько так бывает, когда служебные интересы вплотную не соприкасаются и встречаться приходится редко. Запомнилась мягкая улыбка, освещавшая тонкое Костино лицо, врожденная его деликатность и какая-то застенчивость.
Говорили, что Костя Угренинов сочиняет на досуге стихи. Читал он их с неохотой, только близким своим друзьям по их настойчивым просьбам, и те искренне удивлялись, не находя в его стихотворениях ничего схожего с бойкой газетной поэзией, приуроченной к красным датам революционного календаря. Угрениновские стихи были тихие, задумчивые, хватающие за душу, воспевались в них березовые рощи, необъятная синева небес, полуденная песенка жаворонка.
Еще любили вспоминать, всегда с доброй усмешкой, знаменитые рапорты, которыми бомбардировал застенчивый Угренинов высокие служебные инстанции, настаивая на немедленном увольнении из органов ВЧК — ОГПУ. Рапорты эти, в отличие от стихотворных его опытов, вызвали в свое время много шуму и помогли круто изменить судьбу молодого работника КРО.
Несмотря на молодость, Константин Петрович был членом большевистской партии с дореволюционным стажем. Прапорщик военного выпуска, недоучившийся студент юридического факультета столичного университета, он связался с коммунистами на фронте, в окопах под Перемышлем, и до последнего своего вздоха оставался верен избранному пути.
После победы Октября Угренинова, как и многих других, направили по партийной путевке в Петроградскую Чека.
Работал он несколько месяцев в знаменитой ревизии члена коллегии ВЧК М. С. Кедрова. Помогал очистить Мурман от заядлых белогвардейцев и подпольной агентуры интервентов, оставшихся в наследство от Главномура; утверждал Советскую власть. С севера был направлен в Особый отдел кавалерийской дивизии на Западный фронт. Трудился всюду с выдумкой, с огоньком, с полной отдачей всех сил. И, подобно большинству коренных питерцев, очутившихся на других участках гражданской войны, тянулся душой к берегам Невы, в любимый свой Петроград.
В личном его деле, среди прочих документов, подшито немногословное заявление на имя начальника Особого отдела Запфронта Филиппа Медведя. После сыпного тифа Угренинову был предложен медкомиссией месяц на дополнительное лечение и заслуженный отдых. В заявлении своем он пишет, что «отдыхать в настоящее время стыдно», и просится в Петроград, где начинал когда-то чекистскую службу, где его многие знают: «Там я смогу принести больше пользы».