— Прости, задержался…
— Что же ты не сказал, что будешь играть в пьесе?
— Не понимаю, — удивился Гашек. — Кого и где я играл?
— Жандарма. Я тебя сразу узнала.
— Значит, я плохо играл, — с сожалением признался Гашек. — Хорошего актера легко не узнаешь…
— Ты играл хорошо. Венгры помирали со смеху, а сзади меня сидели русские, которые тебя очень хвалили.
Гашек и Шура вместе со зрителями вышли из театра.
— Шура, — обратился к ней Гашек, — скоро окончится война, а мы с тобой до сих пор не оформили свой брак, все приглядываемся друг к другу. Мы любим друг друга?
— Любим.
— Ты обещала выйти за меня замуж?
— Обещала. Но… — начала Шура и замолчала.
— Не было времени сыграть свадьбу, да? — закончил Гашек.
— Нет, не это. За полтора года я хорошо узнала тебя. Ты — честный, порядочный, деловой человек, преданный революции. Но как же быть с Ярмилой и Ришей?
— Не беспокойся, Шура. Я разошелся с Ярмилой за два года до службы в австрийской армии. От Риши я не отказываюсь — он мой сын.
— Где же мы будем жить?
— Это будет зависеть не от нас, а от партии. Если партия скажет, что мы должны остаться в Сибири, останемся здесь. Если она пошлет нас в Чехословакию, поедем туда.
— А тебя не посадят там в тюрьму, как Лайоша?
— Нам нечего бояться своих врагов. Мы — коммунисты, борцы. Победили Колчака, а он был самым опасным противником, победим и чехословацких колчаковцев.
Гашек расстегнул гимнастерку и показал Шуре надетую под ней жилетку:
— Видишь? Эта жилетка должна вернуться в Прагу, на Винограды, к пиджаку и брюкам — они ждут ее там более пяти лет.
По дороге они зашли в загс. Шура поняла, что Гашек уже все обдумал.
Вечером, когда к Ярославу и Шуре зашли инструкторы интернационального отделения, чтобы поздравить молодых и пожелать им счастья, Гашек, сидя за самоваром, развлекал гостей. Он показывал им, как пьют чай уфимские купчихи. Поставив чашку на стол, писатель обратился к своим гостям:
— Благодарю вас за участие в нашем семейном торжестве. Наш ужин скромен — у нас нет ничего подходящего для такого случая — ни яств, ни закусок. Генерал Жанен скверно воспитан — не прислал нам французского шампанского. Но у нас есть русский чай. Посмотрите на эту синюю чашку! Она напоминает мне пузатый библейский ковчег Ноя или судно, на котором чешские легионеры хотели удрать во Францию, и которое село на мель.
— У нас это называется остаться у разбитого корыта, — не утерпела Шура.
— Россия, — продолжал Гашек, — показала нам пример упорядочения национальных отношений. Русские учат нас, как надо решать национальный вопрос. Чешский вопрос — вопрос об участии малой нации в мировой революции — прошел не только через судьбу моего народа, но и прямо через мое сердце. В споре с руководством чехословацкого белогвардейского корпуса я оказался прав. Легионеры признали Советскую власть, выдали ее представителям Колчака, подписали договор о капитуляции. Чехословацкое войско сначала раскололось на два лагеря — революционеров и контрреволюционеров, а потом на несколько разных групп. За полтора года чешские и словацкие солдаты научились думать. Они отказывались служить колчаковцам, охранять сибирскую железнодорожную магистраль, усмирять повстанцев. Когда Жанен запугивал, их, что откажет им в помощи, они ответили: «Наплевать!» Сейчас главари чешской контрреволюции удирают во Владивосток. Их зверства от Пензы до Владивостока не дают им покоя. Они удирают и от большевиков, и от своих солдат.