Красный Ярда (Шубин) - страница 133

Ярослав Гашек

Для венгерского красноармейского «Будапештского театра» Гашек написал пьесу на немецком языке и назвал ее «Домой, на родину!» По просьбе артиста Эрвина Мадьяра командир отдельного батальона Матэ Залка перевел пьесу на венгерский язык. Мадьяр, заметивший у Гашека актерские способности, предложил ему сыграть небольшую комическую роль. Гашек выучил роль будапештского жандарма, показал ее и получил одобрение.

На премьеру спектакля Гашек пригласил Шуру. Та не возражала, но сказала:

— Венгры будут говорить по-своему. Я ничего не пойму.

— Поймешь, Шура, — уверял ее Гашек. — В пьесе говорится об одном венгерском красноармейце. Он возвращается домой и не застает своей семьи, не находит своей лавки, а его самого жандармы сажают в тюрьму как большевика…

— Ты писал что-то похожее по-немецки, — сказала Шура.

— Да, писал. Положение венгра похоже на положение немца… — объяснял Гашек.

В театре Гашек немного посидел с Шурой, а потом удалился. Открылся занавес.

На сцене за столом сидели штатские люди и говорили по-венгерски. Потом неожиданно появился мужчина в венгерском мундире, он где-то долго пропадал, — наверное, в России… Мундир у него такой же потрепанный, как у красноярских венгров. Это — отсталый, забитый солдат Лайош. Он вернулся из Сибири в родную Венгрию, сбросил грязный мундир, надел свой старый костюм. Его жилетка — такую носит и Ярослав — наконец-то соединилась с будапештскими брюками и пиджаком. В России он ничему не научился, мечтал о спокойной, сытой жизни. От тетки Жужи он узнает, что его жена расстреляна во время голодного бунта, а дети умерли от голода. Бакалейная лавка Лайоша разгромлена. Будапешт похож на пороховую бочку — вот-вот взорвется от малейшей искры. Все недовольны, бастуют. Брат Лайоша — рабочий Ференц — стал настоящим революционером. После падения Венгерской советской республики Ференц уходит в подполье, но скоро попадает в лапы жандармов. Жандармы сажают в тюрьму и Лайоша, они считают большевиком всякого пленного, вернувшегося из революционной России.

Спектакль настроил Шуру на грустный лад. Она представила себе судьбу Ярослава похожей на судьбу этого венгра. Правда, Лайош — темный, несознательный человек, а Ярослав — революционер, коммунист, красный комиссар. Вернись он домой, власти не оставят его в покое.

Развеселил Шуру только жандарм. Он был очень смешной и, видимо, говорил смешные вещи — венгры так и хватались за животы…

Представление окончилось. Гашек, сняв жандармский мундир и смыв грим, подошел к Шуре и, как ни в чем не бывало, сказал: