Теперь ему казалась привлекательной и ее внешность — Ярмила и вправду была недурна собой. Росту она была среднего, стройная, гибкая. Ее смуглое лицо обрамляли вьющиеся темно-русые волосы, которые она заплетала сзади и туго стягивала лентой, завязанной бантом. Нежный подбородок девушки украшала ямочка. Ярмила одевалась со вкусом, по моде, кое-что шила себе сама. Из своих нарядов она особенно любила синий костюмчик с матросским воротником. Не будучи красавицей, Ярмила умела понравиться тонким кокетством. Ее не портило даже пенсне, задорно сидевшее на вздернутом носике.
Ярмила тоже была не равнодушна к Ярде. Ей нравился этот немного странный, ни на кого не похожий юноша. Ее забавляли его рассказы о столкновениях с «хохлатыми», о путешествиях. Он казался ей и озорным, и смелым. В Ярде Ярмилу удивляло то, что он, отлично знавший торговое дело, готовый всегда помочь ей разобраться в торговых науках, отказался быть паном с белым воротничком и предпочел твердому заработку неверные литературные гонорары. Знание иностранных языков возбуждало у нее зависть — Ярда мог договориться с кем угодно и где угодно. Она была свидетельницей того, как он говорил по-русски с русскими студентами, занимающимися в Торговой академии. Ярмиле захотелось изучить этот язык. Ярда раздобыл ей грамматику и вызвался быть ее учителем. Оба были в восторге — лучшего предлога для свиданий не придумать, а Ярмила горела желанием изучить русский язык.
Теперь они встречались постоянно. Ярда оказался строгим преподавателем, он заставлял ее выполнять все упражнения и учить правила. Ярмила старалась. Эти занятия, интересные только для них, отдалили Ярду и Ярмилу от остальных знакомых. Обучая Ярмилу русскому языку, Ярда однажды услышал от нее, что «Митя» — женское имя, и долго смеялся над ошибкой Ярмилы. Она смеялась вместе с ним, и в память об этом забавном недоразумении Ярда окрестил ее Митей, а себя назвал Гришей. Русские имена стали для них талисманами, помогавшими им в изучении русского языка и науки любви.
Родители Ярмилы не одобряли выбора дочери. Ее избранник не внушал им доверия. Мужем Ярмилы они видели солидного инженера, чиновника, а не анархиста, атеиста, бродягу, журналиста с сомнительной репутацией, пишущего забавные, но несерьезные вещички… Надо было спасать положение, и нежные родители отправили Ярму на лето к старшей дочери, которая жила в городке Либань со своим мужем-инженером. Но Майеры плохо знали и свою дочь, и Гашека. Между влюбленными завязалась оживленная переписка на русском языке. Русский язык стал языком их любви. Ярда требовал, чтобы Ярмила во время каникул занималась русским языком, и писал ей стихи размером «Евгения Онегина» — по-чешски и по-русски. В этих стихах он изображал себя пражским Евгением, мечтающим о встрече с возлюбленной, бродящим по городу с книгой в руках и сигарой во рту.